Подметный манифест

- И за бабьи слезы, извольте, - анненская звезда! - тут князь призадумался и, неожиданно для себя, увидел это обстоятельство с другой стороны. - Николай Петрович, а ведь ежели поглядеть - так ведь даже и не российский орден! Его же супруг покойной царевны Анны Петровны учредил, а когда она померла - я помню, ох, уж как я тот год помню…

Княгиня положила рукоделье на канапе, встала и, на ходу оглаживая юбки, поспешила к мужу.

- Павлушка! Дементий! На столе до сих пор не убрано! - крикнула она, и тут же дверь, неплотно прикрытая, отворилась, явились разом двое лакеев. - Еще кофею несите, сухарей, кренделей! Прости, батюшка Николай Петрович, знаю, что ты со сливками любишь, да мы с моим Михайлой Никитичем говеем, пост великий, и сама государыня пост держит свято, а ты, батюшка, приходи на Пасху, недолго осталось, - тут-то и увидишь, какой стол накроем…

Архаров очень удивился бы тому, что женщина так вдруг разговорилась о всем известных предметах, кабы не видел - ей нужно заглушить малоприятные воспоминания мужа.

В год, когда умерла царевна Анна, дочь покойного Петра Алексеевича, князю Волконскому было пятнадцать - и он сперва лишился матери Аграфены Петровны, а немного погодя - отца. Мать была сослана на покаяние в Тихвинский монастырь за то, что не поладила с господами Левенвольде и Бироном, отца же, князя Никиту Федоровича, государыня Анна пожаловала в придворные шуты и псари. Что ждало юношу - неведомо, шутница-государыня могла и его усадить в лукошко с куриными яйцами, велев кудахтать и крыльями хлопать, но родня выручила. Воспоминания тех лет, вплоть до поступления в Сухопутный шляхетский корпус, были не из самых сладостных.

Поэтому Архаров так и не узнал подробности учреждения ордена святой Анны Голштейн-Готторпским герцогом Карлом Фридрихом и первого появления ордена в России в 1742 году - как раз в год архаровского рождения. А о том, что было позднее, он все-таки знал - гроссмейстерство орденское от Карла-Фридриха перешло к его сыну, Карлу-Петру-Ульрику, призванному покойной государыней Елизаветой Петровной себе в наследники и ставшему третьим этого имени российским царем Петром - правда, ненадолго. Теперь гроссмейстером был его сын, наследник российского престола Павел Петрович, и всячески развлекал двор своими затеями вокруг да около ордена.

Желание во всем, где только можно, перечить матери подсказало ему, что орден надобно иметь такой, чтобы носить его скрытно. И по распоряжению цесаревича к анненскому кресту третьей степени был приделан винт - крепить награду на шпажном или сабельном эфесе. При необходимости прикроешь рукой - и никто не догадается! Сие Павел Петрович изобрел, чтобы тайно от матери награждать самых преданных друзей - и точно, награждал, да только об этом знал весь Санкт-Петербург. Знал и Архаров от сослуживцев-преображенцев. Кое-кто посмеивался над затеей, кое-кто хвалил ее за остроумие, да только всерьез - не принимали.

- Приду, - весомо ответил он княгине. - С большой радостью.

Разговляться и впрямь хорошо было бы у Елизаветы Васильевны, чье имя означало «почитающая Бога». Такие доводы рассудка Архаров всегда учитывал, радуясь, когда смысл имени совпадал с нравом его владельца.

И вдруг он вспомнил - надо, в самом деле, перед Пасхой исповедаться и причаститься. Подчиненные уже договорились меж собой - кто на первой, кто на последней неделе Великого поста, чтобы богоугодное дело не сказалось на работе полицейской конторы. А начальник все медлил, медлил, как будто смертных грехов накопил…

Он вернул беседу к Сумарокову и наслушался про него анекдотов. То же самое он узнал бы у Дуньки - когда бы догадался ее позвать. Дунька, правда, не знала петербургских подвигов сочинителя, но о московских госпожа Тарантеева так ее просветила - хоть житие Сумарокова пиши.

Побеседовали и о самозванце.

Реляции начали поступать победные - его уже выгнали из Татищевой, которую бунтовщики взяли осенью перед тем, как обложить Оренбург. Архаров пророчил, что успевший отступить без избыточных потерь маркиз Пугачев опять соберется с силами, но на днях пришло новое донесение - после того, как князь Голицын выгнял его из Татищевой крепости, он потерпел поражение под Сакмарским городком. И князь выразил надежду, что к Пасхе, а Пасха в этом году была довольно поздняя, Бибикову удастся изловить бунтовщика.