Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

Сырое зимнее утро. Браун проснулся мрачный. Накануне принесли неприятное письмо овцевода, у которого он брал шерсть в долг. Тот настаивал: немедленно оплатить, сроки давно прошли. А сын, Джон-младший, писал, что тоже хочет попытаться торговать шерстью, — должно быть, считает себя умней отца, старик прогорел, а он уж будет удачливей. Но более всего рассердило замечание сына: так, между прочим, он упомянул об одном из приятелей — тот, мол, обходится без Библии, ибо древние сказания не помогают в новых делах. Привел это как чуждое суждение, но никак не оценил, словно бы сам согласен с кощунственной дерзостью.

От этих писем, от воспоминаний о долгах, от мыслей о сыновьях, все более отдаляющихся, нарастало раздражение.

Пришел старый негр. Необычно было, что пришел в начале дня — Браун знал, что он работал мельником.

— Большая беда, сэр! Большая беда всем черным людям. Джентльмены Юга добились наконец своего. И в Бостоне, и в Нью-Йорке уже ловят беглых рабов. Мои братья и сестры в большом смятении, мистер Браун, сэр. Плач и стоны, и воздыхания. Они послали меня к вам просить совета. Ведь у нас тут несколько человек совсем недавно с плантаций. Ну и те, кто давно, кто родился здесь уже свободным, очень тревожатся. Приедут охотники с Юга. Приедут, увидят на улице — крепкий черный парень, красивая черная девушка. Эй ты, черномазое рыло, откуда бежишь? Не убежишь! И на цепь, и вниз но старой реке на Юг. Там для хлопка руки нужны. Кто продает черных рабов, хороший бизнес имеет.

— Что же ваши люди собираются делать, мистер Говард?

Старик сверкнул быстрым благодарно-радостным взглядом. Браун любил подмечать эти взгляды негров, когда он называл их «мистер» или «миссис». Удивленные, иногда настороженно недоверчивые или смешливые — как странно шутит, — а потом уже радостные, восхищенные, гордые…

— Некоторые хотят уезжать дальше на Север, в Канаду. Многие в отчаянии, никто не знает, что можно, что нужно делать… А если это божья кара за грехи паши?

— Нет, это происки дьявола и его приспешников. А с ними надо бороться. И медлить нельзя. Соберите всех цветных братьев и сестер сегодня же вечером в церкви. Там и обсудим, как быть, что делать.

В негритянской церкви беленные известкой стены, скамьи, окрашенные охрой… Полумрак. Десяток свечей на дощатой трибуне и на амвоне, чадный факел у входа скупо освещают сотни две прихожан, курчавые головы и едва различимые темные лица мужчин в темных куртках, женщин в пестрых чепцах, в платках, некоторые молодые даже в шляпках.

Все глядят на белого джентльмена на кафедре. У него худое, бледное, угловатое лицо, маленькие пронзительные глаза, блестящие отражением свечей, большой тонкогубый рот, от глубины складки к челюстям… Он говорит медленно и резко, вколачивает слово за словом.

— Новый закон о беглых рабах не закон, а беззаконие. Он принят жалкими людьми, чьи души развращены злобой, корыстью или страхом. Мы не можем признать это гнусное установление, — он высоко поднял измятую газету, зажатую в костлявом кулаке. — Это надругательство над законами небесными и земными. В пятой книге моисеевой сказано точно: «Не выдавай раба господину его, когда он прибежит к тебе от господина своего». Таков незыблемый закон всевышнего. А в Декларации независимости сказано: «Все люди сотворены равными…» Таков незыблемый закон нашей свободной страны. И во имя этих истинных законов мы должны отвергнуть ложные узаконения, и мы отвергаем их с гневом и презрением.

Он швырнул газету на пол и наступил на нее тяжелым башмаком. Мужчины загудели: «Слушайте… слушайте». Женщины кричали: «Благослови вас бог, мистер Браун», зычный бас перекрыл все шумы: «Вот слова пророка свободы… внемлите им, братья и сестры…»

Браун нагнулся вперед, нависая над кафедрой, глядел в полутьму, еще клокотавшую рукоплесканиями, криками. Он поднял руку, зашикали: «Слушайте, слушайте…» Шум стих, только несколько женщин всхлипывали.

— Братья и сестры, сегодня уже недостаточно слов… недостаточно просто убегать от зла, необходимы дела, необходимо сопротивление крепкой мышцей.

У черных людей среди белых в десять раз больше друзей, чем вам кажется. Это стыдно, что вы не помните, не чтите хотя бы имена белых мучеников, погибших за свободу негров, имена Лавджоя и Торея! Но у вас друзей будет еще больше, когда вы, черные люди, сами по-настоящему начнете защищать свои права…

Вспомните книгу судей: храбрый Гедеон повел народ, восставший на поработителей, и привел его на гору Галаад, и там было сказано: «Пусть тот, кто боязлив и робок, возвратится и пойдет назад с горы Галаад». И остались с Гедеоном только триста отважных воинов свободы, но господь дал им сил, и они разбили врагов, которых было множество, как саранчи, как песка на берегу моря. Так создадим же сегодня здесь боевое содружество — союз горы Галаад, пусть в нем соединятся только самые смелые, самые крепкие духом и мышцей…

— Слушайте… Слушайте…

— Я с вами, мистер Браун.

— И я…

— И я…

— Мы с братом хотим вместе идти на Галаад…

Слышались, потише, и другие голоса:

— Осторожно, не забывайте, что он все-таки белый…