Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

И каждый вечер он вместе со всем отрядом благодарил всевышнего творца за милосердие, за исцеление, за хлеб насущный. И каждое утро посылал разведчиков и сам отправлялся с несколькими стрелками. Они приходили на фермы сторонников рабства, забирали оружие, угоняли скот, напоминали: Канзас должен стать свободным штатом, и те, кто хочет южных прав, могут уезжать на Юг. И горе тому, кто поднимет руку на сторонников свободы. Ни одна смерть, ни одна рана не останутся неотмщенными…

Хиггинсон много лет спустя вспоминал о Канзасе: «Всю мою жизнь я наблюдал, как мои сограждане отступали и отступали перед Властью Рабовладельцев. И вдруг я услышал, что за тысячи миль от меня, на Востоке, существует город, где люди поднялись и заявили рабству: «Ни шагу дальше».

И я отправился в эти места, чтобы убедиться самому. Я увидел живую Американскую Революцию. К тому времени мне надоело читать о Лафайете. Я хотел встретить его. В Канзасе я увидел историю, облаченную в живую плоть современности…»

Стивенс поднял голову с измятой подушки. Браун сидел у стола. Фитиль свалился набок, едва потрескивал, чадил. Браун зябко сгорбился, на тускло освещенной стене застыла огромная нахохленная тень.

— Капитан Браун, не надо грустить. Вы этому учили меня. Я помню, как впервые увидел вас тогда в Канзасе. Всего три года прошло, а кажется — я всегда знал вас. И очень рад, слышите, очень рад, что и конец моей жизни рядом с вами…

Браун обернулся к нему, продолжал глядеть сосредоточенно, задумчиво, насупившись, но приязненно, так же как в то утро на границе Канзаса и Небраски.

…Стивенс ехал верхом рядом с командиром отряда ополченцев свободного Канзаса, и внезапно в голове колонны послышались громкие возгласы:

— Гип-гип ура!!!

Они поскакали вперед. Там кричали:

— Ура-а-а капитану Брауну!!!

На дороге стоял фургон, а рядом всадник на понурой лошади с запавшими боками. Он легко держался в седле — такой худой, что, должно быть, не отягощал свою усталую клячу.

Стивенс удивился: менее всего он похож на воина, этот старый фермер в потрепанной одежде. Не вооружен; правда, из фургона выглядывали парни, перепоясанные патронташами. Он смотрел на ополченцев, не отвечая им, не улыбаясь, но с явно доброжелательным любопытством.

Отряд проходил мимо него как на параде.

А месяц спустя, уже в Лоуренсе, — городу снова угрожали миссурийские головорезы — тоже кричали:

— Ура старому Брауну! Ура Брауну из Осоватоми!

Его уже тогда так называли.

— Хотя бой у Осоватоми и был поражением, — Стивенс опять «услышал» мысли сокамерника, — именно с него началась наша большая слава.

Накануне боя был убит сын, Фредерик. А на следующий день четыре сотни конных миссурийцев с пушкой двигались к поселку Осоватоми, где жили Сторонники свободного Канзаса, туда отряд Брауна пригнал скот и лошадей, отбитых у противника.

У Брауна было меньше бойцов, преимущественно пешие. Он послал гонца в Осоватоми предупредить жителей: пусть уходят в леса, в прерии.

— Действовать будем двумя группами. Когда передовым придется отступать, задние должны стрелять чаще. Подпускайте на двадцать — двадцать пять ярдов, напоминаю: цельтесь пониже. Противники но ждут нашего сопротивления, позиции на этом берегу считаются невыгодными… Прибрежные кусты, ивняк — хорошие укрытия. Когда нас потеснят, то первыми будут перебираться на тот берег те, кто первыми начнут бой. Я буду с ними, однако на тот берег уйду последним. Наше оружие благословенно, ибо мы сражаемся за свободу. Пока я не выстрелю, приказываю терпеливо ждать и всем выбирать себе мишени.

Миссурийцы выслали вперед разведку. Один с гиком и плеском перебрался на ту сторону, погарцевал и так же шумно вернулся: «Янки либо еще не ждут нас, либо уже убрались…»

Вся миссурийская колонна двинулась к реке мимо кустов, где засели бойцы Брауна. Он прицелился в плечистого верзилу, сидевшего на отличном иноходце под нарядным седлом. Когда отнесло дым, увидел: иноходец скакал без всадника. Гулкие выстрелы. Колонна смешалась в кучу. Шарахнулись назад… Крики… Проклятья. Одинокие ответные выстрелы.

Несколько часов шел бой у реки Осэйдж по дороге в Осоватоми, миссурийцы потеряли больше тридцати человек убитыми, много раненых. Один ополченец Брауна был убит в перестрелке.

Браун сказал несколько слов над наспех вырытой могилой;

— Он был нашим верным товарищем, Чарльз Кайзер. Сначала он воевал за свободу у себя на родине — на баррикадах в Берлине, в Дрездене, в Вене, сидел в тюрьме у прусского короля… И здесь, на новой родине, взял оружие, чтобы защищать свободу. Никакие океаны, никакие государственные границы не разделят силы добрых людей. Друзья свободы — одна семья во всем мире…

Браун был ранен в ногу, переходя через реку, оступился, уронил плащ, который унесло течением. Начальнику миссурийцев доложили, что старик Браун убит.

А он стоял на холме, опираясь на плечо Джейсона, не отрываясь глядел на густые клубы дыма над лесом. Сын испугался: он еще никогда не видел отца плачущим.