Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

— Сказанное относится и к личностям, и к расам. Освобождение крепостных в Европе было крахом, жестоким крахом. Я уже писал о том, что белые тоже были и будут рабами. Но негры к этому состоянию более приспособлены.

Пусть аболиционисты честно признают: ведь они просто спекулируют положением негров, ведь они стремятся на самом деле к другому — к социализму, коммунизму. Они стремятся к такому обществу, в котором вообще не будет ни частной собственности, ни церкви, ни законов, зато в изобилии — свободные земли, свободные женщины, свободная любовь… Да, в таком обществе мы, южане, жить не хотим и не допустим этого. Мы не забыли уроков Французской революции.

Браун ощущал — впервые за весь вечер, — что эти слова были встречены многими сочувственно. Кивки, вопросительные, недоумевающие взгляды.

Его молодой сосед сдерживался, сдерживался, да вдруг как выкрикнет:

— Ваши южные плантаторы — каннибалы!

— А у вас здесь всех хотят превратить в каннибалов!

Фитцхью почти кончил новую книгу, но никак не мог решить, как назвать, вот в споре неожиданно и пришло название…

Кто же победил в этой словесной дуэли? Что за гулом, за молчанием, за криками?

Большинство уходит вместе с Филипсом. Около кафедры Фитцхью всего человек пятнадцать — двадцать.

Не сразу до него доходят вопросы. Он не остыл, в голове вертятся те доводы, которые он забыл привести, французы это называют «ответами на лестнице».

Смущенный юноша:

— А я не думал, что можно так об этом говорить. Я был на стороне аболиционистов, а вы заставили меня кое о чем еще почитать и спросить себя и других. Ведь действительно и в Греции, и в Риме были рабы, а это самые великие известные цивилизации…

— Это очень важно, самое важное. Я убежден, что законы Юга станут примером не только для других штатов Америки, но и для Европы.

С ним остались преимущественно южане. Тот красивый молодой человек, который сидел в первом ряду, каждое слово ловил, руки двигались только, чтобы взять еще лист бумаги, он сын плантатора священника Эдвардса Джонса. Того самого, который у себя на плантации устроил воскресную школу для негров. Учил, конечно, не грамоте, это неграм но нужно, толковал евангельские тексты, духовной пищей одарял. Опыт рискованный, а направление верное.

Фитцхью и сам считал: надо искать, надо проводить реформы, но в разумных пределах, чтобы укрепить рабовладельческую систему.

— Я вам бесконечно благодарен, сэр. Я спорю и спорю, но не умею так логически, так блистательно разить противников. Они же здесь совершенно ослеплены. Юга не знают. Мне они не верят, а вам поверят многие.

Высказаться хотелось каждому:

— Сегодня говорили — Юг — Север, а на самом-то деле линия раздела не совпадает с географической границей. Тут вражда к неграм часто гораздо сильнее, чем у нас, на Юге. Наверно, и у нас есть противники рабства, только я их не знаю.

— Конечно, не знаешь, у вас же за выступление против рабства могут избить, посадить, убить! Ведь вам по закону запрещено получать северные книги, газеты, журналы, — значит, вы боитесь.

— Вот, мистер Фитцхью ведь не побоялся приехать сюда.

Фитцхью раздавал автографы окружающим молодым людям, надписывал свою книгу. И попросил Джонса помочь, ему будут необходимы те записи, которые Джонс делал на диспуте, — надо быстро кончать новую работу. Так ее и назову: «Каннибалы все: рабы без хозяев».

…Я был прав: или — или. «Две противостоящие конфликтующие силы в цивилизованном обществе не могут сосуществовать, они взаимно исключают одна другую. Одна должна уступить, исчезнуть, а другая — восторжествовать повсеместно».

Эта мысль в Америке конца пятидесятых годов звучала на все лады в книгах и статьях, в залах конгресса и с церковных амвонов, на митингах и в гостиных, среди белых и черных, аболиционистов и плантаторов.

Или — или…

Вскоре после этого диспута Браун прочитал книгу Хинтона Хелпера «Катастрофа, нависшая над Югом, и как ее встретить». Автор — сын фермера, белый, уроженец Северной Каролины. Не аболиционист, более того — он не любил негров, считал, что всех их надо выселить в Африку.

И Хелпер приводил множество цифр и фактов, сопоставлял, убеждал в отсталости своего родного края. Особому южному чванству («только у нас…») он противопоставлял беспощадную правду: «Южанин поднимается утром с кровати, сделанной на Севере, надевает одежду, сшитую на Севере, ступает на ковер, привезенный с Севера, моется в умывальнике с Севера. Он чистит зубы северной щеткой, смотрится в северное зеркало, расчесывает волосы северным гребешком. Он принимает северные лекарства и душится северными духами. Он узнает сколько времени по часам с Севера, узнает, что произошло в мире, из северных газет… Он едет к соседу в северной коляске, землю его обрабатывает северный плуг. Сигару он зажигает северной спичкой, негров бьет северной плеткой. Письма он пишет на северной бумаге, северным пером, закладывает в северные конверты, заклеивает северной маркой… Труд южанина, его талант, его влияние — все это приносит плоды не Югу, а Северу.