Подождать до рассвета

— Нет, конечно, — сказал Нестеров. — Презумпцию невиновности еще никто не отменял. Даже если он десять таких признаний напишет, суд все равно будет оперировать уликами и доказательствами. Фактами, а не эмоциями. Мало ли, какая может быть у него причина для того, чтобы взять вину на себя.

— Да я совершенно уверена, что Камо не убивал Стаса!

— Не убивал, — снова повторил Камо.

Маша и Сергей Нестеров недоуменно уставились на него.

— А ты вообще-то был с ним в офисе у Ильдара в воскресенье? — спросила Рокотова.

— Конечно, был.

— Ты точно помнишь?

— Точно. Я же не сошел с ума.

— И ты его не убивал?

— Не убивал.

— Черт побери, — сквозь зубы выругался Нестеров. — Ты же написал, вот только вчера, что убил Покровского. Зарезал. Ножом.

— Да, я зарезал его ножом.

Маша охнула и закрыла лицо руками.

Когда его уводили, он вдруг нерешительно позвал ее:

— Маша, Маш…

— Что? — она смотрела на него с тоской.

— Спасибо тебе за посылку. Все очень вкусно.

Он вышел из кабинета в сопровождении конвойного.

— Я ничего ему не посылала! — сказала Маша следователю.

— Да ладно, вы же видите, в каком он состоянии. Он ничего не соображает: то убивал, то не убивал. Стресс, что ли, на него так подействовал?

— Он просто со всем соглашается, — задумчиво пробормотала Маша. — Вы заметили? Он со всем соглашается, а не отвечает на вопросы.

— Теперь бы еще разобраться, он на самом деле рехнулся или изображает из себя дурачка?

— Если бы он изображал из себя дурачка, он не стал бы писать признание, — покачала головой Маша. — Это же глупо. Презумпция презумпцией, а вдруг этого будет достаточно для суда? Он мог бы придуриваться и без этой бумаги.

— А если все наоборот? — задумчиво проговорил Нестеров. — Если он начал придуриваться еще тогда, когда планировал убийство?

— Да зачем?

— Не зачем, а потому что. Потому что уже был на тот момент не в своем уме, — следователь выразительно постучал шариковой ручкой по своему лбу. — Вы не замечали в его поведении каких-нибудь изменений, странностей?

Маша задумалась. В последний год она реже виделась с Камо, чем прежде. Он не то чтобы сторонился ее, но на чай больше не забегал. Да и звонил реже. Она не удивлялась: год назад Есакян попал на своей машине в аварию на волжском мосту. Маша в этот момент сидела у него на пассажирском сиденье, ее-то он и подставил под груженый КамАЗ, вывернув в последнюю секунду руль. Почти три месяца пролежала Маша в больнице и благодарила Бога за то, что вообще осталась жива. Камо тогда отделался легкими царапинами от аварии и парой выбитых зубов — от Ильдара. В тот самый первый момент Камо просто повезло, что Каримова вовремя от него оттащили.

А вдруг… Вдруг все это — месть Ильдару? Попытка развалить его компанию. Они, правда, давно помирились, вернее, Маша сама их и помирила, но злоба и обида за те побои могла остаться. Или не могла? И стоит ли говорить об этом Нестерову?

— Ничего я не замечала за ним необычного, — вслух сказала она. — И в день убийства, когда мы с ним разговаривали, он был совершенно адекватным. Может быть, его запугали? Заставили признать себя виновным? Может же быть такое, что на него надавили. Письмо какое-нибудь прислали. Или через охрану следственного изолятора передали информацию.

— В принципе, может.

— А это признание в двух строчках ничего не значит. Если бы он описал все подробно, да это совпало с уликами…

Нестеров вздохнул и поднес к Машиным глазам заполненный бланк: протокол допроса.

— Он описал. Подробно. И все совпало. И даже магнитофонная запись этого допроса есть. Завтра будет готова экспертиза вещественных доказательств, скорее всего, все оставшиеся сомнения отпадут. Признание, которое он написал собственноручно, усугубляет его положение, но решающей роли не играет. Мария Владимировна, вы, наверное, меня неправильно поняли. У меня нет сомнений в том, что он убил Покровского. Есть только надежда, что он не будет признан виновным.

— Ничего не поняла, — растерялась Маша. — Если он убил Стаса, то как же он может быть признан невиновным?

— Он может быть не признан виновным, если будет признан невменяемым. Сумасшедшим.

Глава 39

Ильдар немного опоздал: пришлось подниматься к новоиспеченной теще, расшаркиваться и клятвенно обещать непременно быть через два часа к обеду. Он заранее знал, что двух часов ему точно не хватит.

Павел Иловенский и Тимур, новый кавалер его бывшей жены и его собственный сын, уже сидели за столиком неподалеку от того самого окна, через которое вчера кто-то стрелял в Каримова. В которого? В отца или в сына? Или вообще ни в одного из них? Может, в кого-то другого, вот хоть в Иловенского. Но ведь именно по рубашке Ильдара скользнул вчера и замер на груди красный огонек снайперского прицела. Так стоит ли себя обманывать?

Он подал руку сначала сыну, потом уже Иловенскому и уселся за стол, мельком взглянув в сторону окна. Стекло было целым. Его, конечно, уже заменили.

— Мать где? — спросил Ильдар у Тимура.

— Все в порядке, мы заперли ее дома.

— Заперли? — не понял отец.