Подозреваемые

– Не надо запихивать! Меньше телевизора и больше разговоров с детьми. И тогда он будет есть то, что считает нужным любимый взрослый, а не то, что рекламирует с экрана мультипликационный мишка-монстр! – вздёрнула нос Маргарита Пименовна.

Сева пнул маман ногой под столом. Она тут, между прочим, отчасти не только для прикрытия и прочего кристального, морального и нравственного облика, а ещё и на задании.

– Елена Александровна, ваши внуки практически здоровы. Хотя ваша Анна нуждается в психологическом тестировании. Семья кривая, тут уж не попишешь… – она удостоилась от сына ещё одного подстольного пинка уже совсем по другому поводу. – Но это не ваша вина, вы – самоотверженная женщина, никто не спорит! Будь у моего обалдуя двое детей – я бы никогда! Пусть хоть в детский дом сдаёт. Когда рожал, думал, что будет с ними делать?! Да прекрати меня пинать, старый дурак! У меня гематома на голени будет!.. Так вот, Елена Александровна, если вы не против, то в понедельник Всеволод отведёт вашу внучку к хорошему психологу.

Елена Александровна была не против. Она была так рада и Всеволоду Алексеевичу, и Маргарите Пименовне, так благодарна им за то, что пирог с яйцом и с луком был съеден без остатка, так благодарна за то, что Анечка не молчалива и надута, как обычно, а весела и разговорчива, так благодарна за то, что крохотный внук держит её во сне за руку, что она тут же выпалила:

– Конечно! Мне и самой давно казалось, что Анечке нужна психологическая помощь. Точнее – мать и отец… Я иногда так устаю, потому что внуки – это же не дети. Внуки – это огромная ответственность. А дочь, когда прилетает, то только… – Она вдруг расплакалась.

Это уже поле Риты Бензопилы. Северный взял на руки малыша и сделал Анечке мину, мол, пора оставить дам наедине. Та его моментально поняла – и ещё целый час старый холостяк, циник и сибарит, терпеть не могущий детей, играл в куклы с мадемуазель Толоконниковой, сидя на толстом ковре, под мерное посапывание её младшего братика в кроватке.

– Ты как бы папа, а я – как бы мама! – давала ему строгие указания Анна Сергеевна. – Наша дочка пришла из школы, и ты должен её спросить о чём угодно, кроме уроков, кроме того, тепло ей или холодно, и кроме того, не голодна ли она и что она хочет есть! Нашу дочь зовут Аня, понял?

– Аня, как ты думаешь, подорожает ли доллар? – вполне серьёзно спрашивал у пластмассовой куклы Всеволод Алексеевич.

Живая Анечка Толоконникова заливалась смехом.

– Глупый! Она же про это ещё не понимает! Спроси её о том, что она понимает! Но не про тепло, не про еду и не про оценки! Мама, когда прилетает, всё время спрашивает меня: «Ты тепло одеваешься? Ты хорошо учишься? Ты ешь суп?» Спроси про что-то другое, но не про доллар.

– Аня, – снова обращался Северный к пластмассовому пупсу, – зачем вы нужны России?

– Опять ты спрашиваешь всякую ерунду! – уже почти сердилась живая девочка Толоконникова. – У нас с тобой маленькая дочка, она не понимает про Россию!

– А ты понимаешь? – спрашивал он живую девочку Аню.

– Да, – шептала она, вспомнив, что братик спит. – Я понимаю. В России – холодно, грязь и хамство. А во Франции – тепло, чисто и вежливо. Так мама говорит, когда прилетает. Наверное, она тут не хочет быть из-за того, что холодно, грязь и хамство. И чтобы мы ей не мешали работать. Не отвлекайся! Спроси нашу дочь что-то!

– Аня, – снова обращался Северный к пластмассовому пупсу. – Чего ты сейчас хочешь больше всего?

– Папочка! – пищала маленькая живая Аня за пластмассового пупса. – Я хочу, чтобы вместо бабушки со мной «Доктора Хауса» смотрел ты!..

– Сева! – человеческим голосом, что не предвещало ничего хорошего, обратилась Рита Бензопила к сыну, проводившему матушку до двери её квартиры. – Во-первых, я хочу джинсы, как у этой Елены Александровны. Чего я, как старуха, хожу в каких-то юбках и брюках?!

– Мать, ты и есть старуха, – обнял её Северный.

– Во-вторых, – Рита высвободилась из объятий, – хорошая баба эта Лена. Интеллектуалка. Курит, опять же. Стаканчиком не брезгует. Мои-то и правда все померли, права твоя мерзавка Алёна. Попробую с этой Еленой Александровной дружиться. И в-третьих, в-главных – не нравятся мне твои эксперименты с этой девчонкой Аней. Хорошая девочка.

– Хорошая. И умная. И очень, не по годам, сообразительная. Я ей объяснил, что мне необходим этот поход с ней к психологу. Мне, а не ей. Что проблемы не у неё, а у меня. И вовсе не психологические, а по работе. Она очень разумная… Марго, это одноразовая акция. Никому она психику не поломает. Для девчонки это даже забавная игра.

– Я не поход к психологу имела в виду, когда говорила про эксперименты. Ты что, не понимаешь, кого в тебе видит эта девочка?

– Мать, если и ты скажешь это дурацкое медицинское слово на п…

– Ты ещё тупее, чем я думала. Я вырастила кретина! Эта маленькая, умненькая, красивенькая Анечка Толоконникова видит в тебе отца, дубина! Такого отца, которого ей не хватает. Не играй в эти игры!

– Мама, не преувеличивай. К тому же я не играю в игры. Меня ещё и Дашка Соколова любит. А у неё с отцом проблем нет.