Подписчики

Неважно, как все завязалось, решила Марлоу потом, ее радовала принадлежность к компании. Она была счастлива иметь друзей и гордилась тем, что заполучила неприступного Эллиса Триеста. Он сразу признался, что отличается снобизмом и к людям вообще предъявляет, наверно, слишком высокие требования, а большинство женщин считает чересчур впечатлительными. Учитывая такую систему координат, Марлоу с еще большим удовольствием слушала от него похвалы своей невозмутимости. Он замечал, какая она спокойная для девушки, какая уравновешенная, флегматичная. Но Марлоу нетрудно было поддерживать безразличный вид. «Истерил» хранил ее эмоции, как одежду в комоде — каждый предмет на своем месте, разворачивается только при крайней необходимости и легко убирается назад, аккуратно сложенный. Ей ужасно польстило, что ее называли сдержанной — ее, девушку, которую так долго считали склонной к насилию, — и потому Марлоу не пришло в голову, что глупо выходить замуж за человека, просто обрадовавшись произведенному на него впечатлению.

На свадьбе их окружали те же люди, что находились в баре в вечер их знакомства. Когда распорядители рассаживали друзей — со стороны жениха или со стороны невесты? — все хлопали в ладоши и говорили, что это неважно, что любят их обоих. Марлоу никогда еще не была так довольна.

Потом гости разошлись по домам, и начался брак. Наивно было предполагать, что супруги продолжат встречаться с друзьями так же часто, как до свадьбы; все они тоже были семейными, и Эллис начал уставать, как он это называл, «от сцены». Даже когда он устранялся, Марлоу поддерживала со всеми отношения: играла с ними в теннис, ходила на массаж и на маникюр, помогала организовывать обеды, вечеринки, праздники в честь будущих матерей. Она изо всех сил старалась не оставаться наедине с мужем, поскольку мало-помалу из-под первоначального флера начала проступать пугающая правда, словно со стены облуплялась краска: ей не нравилось жить с Эллисом. Разговаривая, он никогда не отвлекался от своего девайса и, притворяясь, что слушает ее, одновременно занимался чем-то другим. Он уделял внимание ее словам в единственном случае — когда она заводила речь о своем лечении; это был их общий интерес, и Эллис следил за процессом. Кроме прочего, ее раздражало в нем множество мелочей, и это почему-то огорчало ее больше всего, поскольку их пагубный символизм с годами пронизывал всю ткань совместного бытия супругов. Его привычки сводили ее с ума, сидели постоянной занозой в мозгу: например, он прятал любимые закуски под супружеской кроватью, чтобы не делиться ими с женой. Он готов был есть несвежий сыр, только бы не хранить его в холодильнике, где она могла взять кусочек; так, чеддер с кешью Эллис держал в кладовке рядом со сноубордом. Все это приводило к очевидному выводу, которому Марлоу не имела права удивляться: человеку, который кажется равнодушным, на самом деле на все наплевать.

Так продолжалось десять лет. Порой Марлоу думала — чисто теоретически — о том, чтобы закричать или разбить тарелку. Но чаще она мысленно просматривала свою карту с урожаем контактов, плотное расписание встреч на неделю и напоминала себе: «Это небольшая цена». Иногда она думала об этом так напряженно, что девайс ошибочно принимал ее мысли за запрос. «Невелика цена, — произносил беззвучный голос у нее в голове. — Выражение значит: незначительная жертва; польза, стоящая хлопот».

В итоге брак сошел на нет, так же как и совместный контент. Сеть многократно критиковала их за долгое молчание во время ужинов, за тяжелые вздохи, когда они лежали бок о бок в кровати. Для Эллиса проблема была вдвойне серьезной. Как и все актеры в сети, он был обязан оставаться интересным, а как сотрудник «Антидота» ощущал необходимость убедиться, что его жена — лицо «Истерила» — выглядит довольной. Но Марлоу больше не прикладывала усилий к тому, чтобы казаться довольной рядом с Эллисом. Она втайне надеялась, что аудитории станет скучно наблюдать за ее браком и сети придется аннулировать его.

И вот теперь Ида, которая должна была участвовать в этом сезоне в сюжете о разводе, пропала.