Подписчики

Во-первых, она повела его в бар. Не в один из множества ближайших заведений, которые считались популярными и где бармены знали ее и относились к ней деликатно. Нет, она хотела пойти в какое-нибудь ужасное место, где люди станут вокруг нее суетиться. И они отправились в дешевую забегаловку в районе Восточных сороковых улиц, где туристы ели начос с полурасплавленным сыром и пили «Маргариту» из стаканов объемом с волейбольный мяч. Уселись за столик на диваны из искусственной кожи с высокими стегаными спинками. Орла уже понимала, что никогда не забудет, как он сидел там напротив нее. Но она не могла предвидеть, какими памятными окажутся сами эти диваны. Меньше чем через год, когда город будет все еще приходить в себя после Утечки, Орла пройдет мимо этого заведения и обнаружит, что они выброшены на обочину улицы и приготовлены для вывоза на помойку, — по Америке прокатилась волна уничтожения старого дизайна, подобная изгнанию нечистой силы. Все пытались забыть об обитых белым стеганым материалом стенах.

Дэнни взглянул на двух девушек, пробившихся к их столику, — обе юные, обе азиатки, обе с пятнами от разлитых напитков на шелковых блузках. Они наклонились, обнимая Орлу, и вытянули руки для селфи.

— Я Флосс, — сказала та, что была справа от Орлы, втягивая щеки и делая фото.

— А я Орла, — заявила вторая. Она носила очки.

Глядя на это, Дэнни прикоснулся к своему лицу и недоверчиво помотал головой.

— С ума сойти.

После первого напитка — он внял совету Орлы и взял коктейль «Кактус» со льдом — головы у них слегка закружились. Они улыбнулись друг другу.

— Давай сразу разделаемся с неприятной темой, — предложила Орла. — Что случилось у вас с Кэтрин?

И оба театрально простонали. Это второй поступок, за который ей было стыдно.

— Сказать тебе правду? — Дэнни покрутил в руках второй коктейль. — Мне надоело, и ей надоело. Знаю, обычно разводятся по более сложным причинам, но так уж случилось. — Он сделал большой глоток и откинулся на спинку кресла. — Да, и еще я отказывался ходить в церковь. А ей только это и надо было.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Орла.

— Кэтрин теперь поумнела. — Дэнни оперся локтями о стол. — Она не маленькая ломака — ах, кто, я? — какой была в школе. — Он взглянул на людей за соседним столом, которые пялились на них, и осекся.

Орла догадалась, что он посчитал причиной их повышенного внимания свой громкий голос, но посетители таращились на нее.

— Она больше не желала быть моей женой, — продолжал он, понизив голос. — Но она ведь не идиотка. Она не собирается мне изменять — ей не хочется выглядеть злодейкой. Если в таком городке, как наш, ты изменяешь мужу — удачи в продуктовом магазине. — Он отхлебнул коктейль. — И вместо этого она пошла в церковь. Проводит там все вечера, торчит там все выходные, приходя домой, цитирует Библию и смотрит на меня с таким выражением: «Как, ты не понимаешь?» Словно я ни с того ни с сего стал негодяем, и все из-за того, что не хочу делать татуировку с изображением Христа.

Орла заметила, что он сдерживается, стараясь не сорваться с катушек во время своей тирады. Дэнни глубоко вздохнул.

— На самом деле мне повезло, — сказал он. — Ты не представляешь, сколько раз я пытался разыскать тебя, сказать тебе… — Он побагровел от напряжения, словно пытался прогнать свои мысли, считая, что напрасно тратит ее время. Потом он широко улыбнулся, так, как улыбался в пятнадцать лет. — Я всегда думал, что мы с тобой можем завоевать мир, — признался он.

Если бы Орла пила уже третий бокал или хотя бы заканчивала второй, ее бы, может, и не ужалила внезапная догадка: когда около ограждения он назвал ее звездой, эта реплика прозвучала слишком уж подготовленной. Но она еще не выпила и одного бокала, а потому отбросила эту мысль, прислушиваясь к желанию, а не к интуиции. И это было третье, о чем она пожалела.

* * *

По пути к дому Дэнни сильно отстал от Орлы, и швейцар не понял, что они вместе. Он не произнес своего обычного «Добрый вечер» с опущенными глазами, а пристально взглянул на незнакомого мужчину и по-мальчишечьи вскинул голову. Как решила Орла, он принял Дэнни за человека своего сорта, а не ровню ей. Дэнни стряхнул его руку и поинтересовался его именем. Орла услышала это, отметила про себя и, подойдя к лифту, уже об этом забыла.

Поднимаясь на этаж, она рассматривала Дэнни. Его улыбка все еще была лучше, чем у любого актера, которых она много встречала в этом году, — те с заученной готовностью скалили идеальные зубы, а Дэнни просто ослеплял спокойной приветливостью. Но он сильно потолстел, и от вида его ярко-синих джинсов со множеством карманов ей захотелось немножко умереть. Волосы у него редели, и он явно прикладывал усилия, чтобы скрыть это. Больно было думать, как Дэнни стоит перед зеркалом, кусая губу, и укладывает скудные пряди и так и этак, тогда как в юности он был неотразим без всяких ухищрений.