Подполковник Ковалев

Санчилов повернул к реке. Она была еще заснеженной, но уже появились первые полыньи, сейчас синевшие под холодным светом луны. Приближение весны чувствовалось в особенной мягкой свежести воздуха.

…Подполковник Ковалев сказал на разборе учения: «У лейтенанта Санчилова есть способность к творческому решению тактических задач». Александру и приятен был подобный отзыв, и казался незаслуженным: неужели такое о нем? Не ослышался ли?

«Ты знаешь, как вели себя на последних учениях мои Дроздов и Грунев? — мысленно продолжал свой разговор с Леночкой Александр. — А остальные бойцы? Я горжусь ими и чувствую себя Драгомировым».

Ну, это он слишком. О Драгомирове. И об отзыве Ковалева напрасно, не подумала б, что хвастает. А вот о самом подполковнике ей надо рассказать: «Все, что и прежде наговаривал тебе на командира полка: „ходячий устав“, „монолитный Коваль“ — чушь и бред! Если говорить правду: вот бы на кого мне хотелось предельно походить. Предельно — это его словечко и заменяет такие, как „четко“, „ясно“, „хорошо“, „во всех деталях“ — и еще много других.

Я хотел бы достичь этого предела.

Теперь слушай о главном: как ты отнесешься к моему желанию остаться в армии?»

Это решение становилось все прочнее и окончательно укрепилось после недавнего разговора с командиром полка на стрельбище.

А дело было так. Ковалев встретил его и спросил:

— Не пострелять ли нам, Александр Иванович, из автомата?

В тот раз Санчилов стрелял необыкновенно удачно, словно какое-то вдохновение на него снизошло. Как олимпийский бог, стрелял!

Ковалев похвалил. Они сели на скамейку, в стороне. Спускались сумерки. Прокричала электричка на станции.

И подполковник стал опять, в какой уже раз, рассказывать о генерале Гурыбе, его работе, но теперь еще подробнее.

Проблема алгоритмов остро интересовала Александра и в университете. А после этого разговора с подполковником Санчилов подумал: «Разве невозможно создать распознающие, самонастраивающиеся и обучающие системы? Прав Эйнштейн: машина может решить любую задачу, но не в состоянии поставить ни одной. И, конечно же, автоматизированные „интегральные полководцы“ не в состоянии заменить командира, вырабатывающего замысел, человека с его творческими взлетами, дерзкой инициативой, критичностью ума, интуицией, предвидением боя…

Но командир обязан применять самые современные технические средства управления войсками. И в этом случае наука должна прийти ему на помощь…».

…Санчилов замедлил шаг, остановился у причала — здесь сейчас было так же пустынно и тихо, как тогда, на Дону, в их первый вечер.

«Очень важно, что ответит Леночка. Если она меня любит так, как я того хочу, то поймет мое желание и одобрит его. Потому что в первый вечер нашего знакомства и позже, в Ростове, говорила о великом счастье найти каждому свое призвание: „Это не может быть связано с соображениями корысти, материального благополучия“.

Значит, она такая же, как я. И думает, как я. И не заскулит, если понадобится оставить насиженную благоустроенную квартиру, город, обеспеченных родителей, отправиться в глушь…

Везде найдет свое место в жизни, будет учить детей, помогать мне. Далеко не каждая женщина способна стать настоящей женой офицера. Для этого необходима большая любовь, самоотверженность.

Конечно, встречаются ограниченные, мещанки, сибаритки. Но, бог мой, как они далеки от идеала офицерской жены. Если ты решишься идти со мной рука об руку по нелегкой тропе, поручик Санчилов будет счастливейшим человеком на земле. Получишь летом диплом, я приеду, мы сыграем свадьбу, и увезу тебя, мою единственную, в „полк Ковалева“».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Владимир Петрович вышел на балкон своей квартиры. В предсумерках ясно проступала излучина реки. Медленно плыли вниз по течению последние льдины, и на заснеженном берегу распластались, словно выброшенные рыбины, просмоленные лодки. В серовато-синей воде отражались роща, баржа на причале, столбы…

Весна в этом году бралась медленно: в балках и лощинах еще притаился, до первого дождя, снег, но уже прилетели грачи, и в природе разлилось покорное, затаенное ожидание теплых дней.

Говорливая электричка прошла по высокому мосту.

Где-то далеко натруженно брал подъем «МАЗ». Сиреневое небо прочертила золотистая, подрумяненная заходящим солнцем линия, оставленная истребителем.

Владимир Петрович только что звонил Вере в больницу, сказал, что дома, и она обещала скоро прийти. Пожалуй, успеют попасть на концерт югославской эстрады.

Он приготовил Вере сюрприз: в округе обещали две путевки в ялтинский санаторий на апрель. Владимир Петрович полтора года не отдыхал, и сейчас это было бы весьма кстати. Можно прихватить с собой рукопись…

…Отголоски дневной жизни еще не улеглись в его памяти. Написал отменную характеристику Крамову для поступления в высшее военное училище… Васильев к ленинским дням разослал письма… И в Таганрог, Евгении Петровне: «Ваш земляк и заводской воспитанник — уважаемый в роте человек…» Недурно звучит для «соловья-разбойника».