Подростки

— Завтра спрошу Степана и запишу, — сказал сконфуженно Валя и, чтобы прекратить неприятный разговор, добавил: — готовьте передачу.

— А что передавать?

— Степан говорил, всякую пищу можно, нельзя только бумагу, ножик и вилку.

— А ножик почему нельзя?

— Почем я знаю! Нельзя, значит, нельзя.

— А ты бы спросил.

— Да ну тебя, отвяжись! Спросил, спросил! Было мне время расспрашивать. И так с работы удрал. Мастер сейчас опять зверюгой стал — у нас теперь в депо целых два ирода ходят. Ладно, некогда мне! Бегу. Мастер хватится — выгонят. — Валя приосанился и заговорил тоном взрослого хозяйственного человека, каким раньше разговаривал отец. — Выгонят, кто семью кормить будет? Не вдруг теперь где работу найдешь, по себе, чай, знаешь! А в субботу удеру — вместе передачу понесем. — И он выскочил из дверей и вприпрыжку побежал в депо.

На следующий день Степан предупредил, чтобы продукты для передачи прежде принесли к нему.

Много интересного узнали приятели у Степана, когда тот на их глазах готовил передачу.

Фамильный чай перепаковывали в новые этикетки, которые доставали через рабочих чаеразвески Кузнецова. На этикетках этих Степан писал что-то молоком и раствором соли. Затем снизу в пробке, которой закупоривалось молоко, он вырезал отверстие и, вложив туда мелко исписанную папиросную бумажку, снова аккуратно заделал отверстие.

— Теперь сливками замажем, — сказал он, — и ни одна душа не догадается. — Раньше, — продолжал Степан, сахар головами посылали, высверливали и снова заделывали. В такие отверстия небольшие стальные пилки колечком свернутые вкладывали, пронюхали про это жандармы, запретили головами сахар передавать. Но всего им не раскрыть. Мы тоже кое-что придумывать умеем.

— Степан, — спросил, немного помявшись, Валентин, когда передача была подготовлена. — Я слово забыл.

— Какое?

— За что Данилу посадили.

— За пропаганду революционных идей. Кто-то донес…

…Ребята скоро освоились с несложной техникой передач. Они ходили регулярно в среду и в субботу. К мальчикам вскоре привыкли надзиратели и даже сам унтер.

Механик сразу подметил его слабую струнку. Унтер любил похвастать своей хитростью и сообразительностью.

— Знаю я вас, шельмецов! — говорил он, ухмыляясь в усы. — Вы с передачей хотите… того. Не выйдет! Сахар я колю. Ежели бумажка какая — над огонь ее. Хлеб прощупываю. Нет, пока Семен Полушкин тут, политикам не сбежать.

Ребята ахали, удивлялись, расспрашивали, — одним словом, всячески старались завоевать расположение унтера. Однажды они принесли запеченную в калаче записку и очень волновались. Но сейчас же завели с унтером длинный разговор. Полушкин по привычке прикинул калач на руке и, продолжая толковать с ребятами, передал его надзирателю.

Глава XI

СВЯЗНЫЕ, ЧАСОВЫЕ, ДОЗОРНЫЕ

В начале марта приятели получили задание — обойти несколько квартир в поселке и в городе и передать хозяевам квартир, что Семен Алексеевич и Марья Игнатьевна приглашают их девятого марта пожаловать в гости, к 12 часам.

Ребята понимали, что приглашение — условный знак, пароль (они уже знали это слово). И что приглашают, конечно, не в гости, а на сходку. Приятели просили разрешения прийти, но ни Степан, ни Елена, с которой ребята нередко теперь беседовали, как прежде с Данилой, не соглашались взять их на это первое общее собрание городской, заводской и железнодорожной организаций.

— Успеете, ребятки, — говорил Степан. — А сейчас делайте то, что поручено, это очень важно.

В этой работе впервые участвовали и девочки.

Гимназисток тщательно готовила Елена. Она заставляла их раз по десять повторять, что нужно говорить, кого спрашивать и кого опасаться. Все следовало держать в памяти: фамилии приглашаемых, их приметы, адреса. Никаких записок иметь при себе было нельзя.

И вот дети отправились в качестве связных. Все шло благополучно, только Вера попала в такое положение, которого не могли предвидеть ни Елена, ни Степан, никто другой. Ей надо было сходить в три дома. В двух уж она побывала. А вот и третий. Девочка позвонила. Дверь открыла симпатичная, немолодая женщина с каштановыми волосами, чуть тронутыми сединой.

— Мне нужно видеть хозяина квартиры, — сказала девочка, — я должна передать ему приглашение.

— Проходите! — Женщина улыбнулась. — Алеша сейчас выйдет, вам придется немного подождать.

Вера присела в мягкое кресло. В комнате было уютно. На стенах висели картины, в простенке стоял большой шкаф, через стеклянные дверцы которого были видны корешки книг.

— Вы меня ждете? — вдруг прозвучал удивительно знакомый голос. Вера оглянулась и остолбенела: перед ней стоял Алексей Михайлович — учитель истории. Он был тоже немало удивлен.

— Я… я… — залепетала девочка, — я, кажется, адресом ошиблась, Алексей Михайлович…

— А куда вы шли?

— Оренбургская, 26.

— Правильно, вы туда и пришли.

— Но… я… я, — все еще не придя в себя полушепотом проговорила она, — я, наверное, не к вам шла.

— Почему! — Алексей Михайлович улыбнулся. — Может быть, и ко мне. Вы, кажется, хотели передать какое-то приглашение.