Подросток Ашим

Так он и не успел взять справку. Мама опять, конечно, попрекала его, что сам он не зарабатывает, а знал бы цену деньгам – без мамы думал бы, как собрать документы.

И он думал, что сразу после школы надо будет за справкой бежать, в очередь становиться. А больше про такое вокруг него никто не думал.

На следующей перемене Кирка напоминала:

– Так что, объявим новенькому бойкот?

– А что он такого сделал? – спрашивал Игорь Шапкин.

Кирка пожимала плечами:

– Да выскочек я не люблю…

– Он же… это… У него, видно, связи, – осаждала её Ленка Суркова. – Его не со всеми приняли, когда приём уже кончился.

И Кира неохотно кивала:

– Да, если логически рассуждать, – он со связями… Надо выяснить…

Борька Иванов слышал её от своего стола и встревал:

– А у меня дедушка его маму знает! Он говорит – там мама такая, что горы сдвинет…

И тут Мишка входит. Он ещё плохо ориентировался на этажах, а никто не подходил к нему, чтобы идти на следующий урок вместе. И теперь он радовался, что нашёл нужный класс. Глядел на всех, улыбался…

Он точно не чувствовал, что его здесь обсуждают. И его маму тоже. Входя утром в класс, он бросал никому в отдельности, в воздух:

– Привет!

Как будто никто ему здесь был особо не нужен. Он выглядел углублённым в свою любимую математику, точней, утонувшим в ней так, что самого и не видать. Есть только задачки, о которых он говорит у доски. Или с математичкой на перемене. Лёхич глядел, как новенький машинально одёргивает на себе пиджак и улыбается.

– Прям Гагарин, – сказала однажды Кирка.

– А почему Гагарин? В космос возьмут, раз хорошо учится? – хмыкнула Ленка Суркова.

Кира ответила:

– Не, улыбается так.

Ленка сказала задумчиво:

– Он же, когда говорит про задачи – улыбается. А не когда про людей…

Кирка вдруг насторожилась:

– А ты что, слыхала, чтоб новенький про людей что-то говорил? Ну-ка, рассказывай!

Лёхич смотрит, а Элька Локтева уже – прыг от своего стола к девчонкам. И теребит Ленку:

– Да, да, он что-нибудь про нас говорил?

А сначала и виду не показывала, что ей интересно!

Ленка отодвигается от неё:

– Не, я ничего не слышала…

Прошло больше недели, а Мишку так и звали за глаза – «Новенький». Это потому, что Кирка его так звала. Кто может не слушаться Кирку, думает Лёхич. Ну, разве что, Иванов и Катушкин. Они сами по себе. Оба высоченные, подвижные, похожие друг на друга, хотя Иванов блондин, а Катушкин темноволосый. Они подходят к общему кругу, когда сами хотят. Послушают немного, и кто-то из них скажет:

– А-а…

Ты глянешь, – а оба они уже в конце коридора.

Котовым тоже никто не нужен, брату с сестрой. Они тоже похожие между собой, белоголовые, остролицые. Катя Котова на полголовы выше брата – она с Лёхича ростом. А Костя Котов на вид и вовсе как третьеклассник, только лицо всегда серьёзное, напряжённое – у маленьких так не бывает.

Первого сентября Катушкин увидел Котовых и даже охнул от изумления. Громко, нарочито охнул, приглашая всех поглядеть на такое чудо природы. А Иванов спросил на всю линейку:

– Вы что, близнецы?

Катя Котова подняла голову и поглядела на него с жалостью, как на больного.

– Ты разве не знаешь, что мальчик с девочкой близнецы – не бывает? Мы двойняшки!

И все оторопели, услыхав, как такая малявка может Иванову ответить. И впрямь чудо какое-то! А после все стали смеяться – и выходило, что над Котовыми смеются, не над Ивановым. Котовы были очень серьёзными, и это выглядело смешно. Поняв, что смеются над ними, они встали тесней, и по лицам не понять было, сильно их обидели или так, слегка. А тут и музыка заиграла, и директор начала говорить, в какой необыкновенный лицей они поступили. А Лёхичу и без того страшно было, как он здесь станет учиться, и он перестал думать про двойняшек Котовых.

Но потом он часто на них глядел и думал, как хорошо было бы родиться чьим-то двойняшкой. Или, например, близнецом. О том, как хорошо быть таким же высоким и лёгким, прыгучим, как Иванов или Катушкин, он и думать не смел.

И ещё новенький, Миша Прокопьев, не подходил на переменах стоять со всеми и слушать Кирку, и не старался, чтобы его пригласили в следующее воскресенье на пейнтбол. Но он как будто и не считался – на переменах он становился совсем незаметным. На уроках-то его вызывали к доске. Он отвечал совсем тихо. Но хотя бы видно его было – вон он, Прокопьев.

Алла Глебовна хвалила его перед всеми: Миша уже разместил на сайте устав лицея и список учителей. И всем делалось скучно: список, устав… Лёхич думал: хорошо, что в класс пришёл новенький и согласился всё это делать… А после ему пришло в голову, что, может быть, хорошо быть вот таким новеньким, которому всё равно, даже если по вечерам занимаешься какой-нибудь скукотенью.

Хотя ему, Лёхичу, тоже по вечерам скучно было, при том, что он не делал никакой сайт. Но зато в лицее все кое-как привыкали к новому классу. Лёхич думал – глядишь, всё станет так, как в его старой школе, когда вокруг тебя – люди как люди, и никто не думает, какой он особенный.