Подруга Дьявола

— Не знаю, — бесстрастно откликнулась она. — Может, чтобы заставить замолчать. А может быть, она узнала его. Или он боялся, что опознает впоследствии. В конце концов, это ведь ваша работа — отвечать на подобные вопросы, верно?

— Простите меня. Я просто размышлял вслух. Дурная привычка… А нет ли свидетельств, что он задушил ее в состоянии возбуждения или оттого, что не получил удовлетворения?

Доктор Уоллес покачала головой:

— Это вряд ли. Хотя он вел себя с ней очень грубо. Как я уже говорила, все говорит о том, что когда он душил ее, то одним коленом уперся ей в грудь. Но совершить акт сексуального насилия в таком положении весьма затруднительно, если вообще возможно. Я полагаю, что задушил он ее после того, как совершил над ней все, что задумал.

— Доктор Бернс сказал, что смерть наступила в интервале времени от полуночи до двух часов ночи в воскресенье. Вы с этим согласны?

— У меня нет оснований не соглашаться с ним, — ответила доктор Уоллес. — Но это предположительная оценка. Время смерти…

— Я знаю, знаю, — перебил ее Бэнкс. — Всем известно, что определить точное время смерти крайне затруднительно. А нам бы это так помогло!

Доктор Уоллес промолчала.

— Вы не заметили чего-нибудь странного или необычного?

— Нет, все абсолютно нормально, если слово «нормально» применимо к данной ситуации, — ответила Уоллес.

Голос ее звучал устало, словно она в одно мгновение стала на много лет старше и уже вдоволь насмотрелась на подобные ужасы. Бэнкс отошел назад и притих, чтобы дать доктору возможность заняться своей работой, а она, взяв скальпель, принялась быстрыми и точно рассчитанными движениями делать Y-образный надрез. У Бэнкса похолодела спина.

В Ноттингем на встречу с Гейл Торранс, социальным работником, занимавшимся Карен Дрю, Энни поехала вдвоем с Рыжей, поручив Томми Нейлору дела в Уитби. В обществе Рыжей Энни чувствовала себя легко и комфортно. Та была немного развязна и в то же время забавна: постоянно жевала резинку, болтала как заведенная, ругая других водителей, и всегда выглядела веселой. Из-за ее мужеподобной внешности многие мужчины в управлении поначалу считали ее лесбиянкой, но потом выяснилось, что у нее, кроме мужа-домоседа, есть еще и двое маленьких детей. Слушая веселый рассказ своей спутницы о том, как малыши весь уик-энд забавлялись надувным замком, Энни решила даже, что может поделиться с Рыжей историей своего знакомства с Эриком — теперь она хотя бы знала, как его зовут. Но, поразмыслив, поняла, что лучше этого не делать: они с Рыжей не так давно работают вместе, а подобные вещи лучше всего хранить при себе. Да и чего она могла ожидать от Рыжей? Совета? В советах Энни не нуждалась. И уж если рассказывать кому-то о своем приключении, так только Уинсом. Жаль, что в последнее время они практически не видятся.

Энни сама вела машину, потому что опасалась доверять руль Рыжей, и Рыжая это знала. Хотя она каким-то неведомым образом получила водительские права, но водителем пока считалась чисто номинально и в течение ближайшего месяца намеревалась пройти дополнительный курс вождения. Однако когда они, сбившись с дороги, начали колесить среди заброшенных промышленных строений, Энни пожалела, что не посадила Рыжую за руль: штурман из той получился и вовсе никакой.

В конце концов они все же добрались до здания Социальной службы в Уэст-Бриджфорде. Подошло время обеда, и Гейл несказанно обрадовалась представившейся возможности отправиться вместе с ними в ближайший паб. В обеденный зал битком набились люди из расположенных вокруг офисов, но женщины сумели занять столик, который их предшественники оставили в ужасающем виде: столешница была усеяна рассыпанными чипсами, объедками салата и запеченных в мясном фарше яиц по-шотландски, не говоря уж о нескольких полупинтовых стаканах с остатками подогретого светлого пива. Пепельница была до краев наполнена сигаретными окурками со следами губной помады, один из окурков еще дымился.

Рыжая направилась к барной стойке, а когда она со стаканами в руках вернулась к столику, хмурая девушка-подросток в одежде официантки успела очистить стол и принести завернутые в салфетки ножи и вилки. Энни и Рыжая пили газировку, а Гейл, заказавшая кампари с содовой, сделав несколько глотков, прикурила сигарету.

— Так-то лучше, — сказала она, окутываясь клубами дыма.

Энни, наморщив нос, попыталась улыбнуться.

— Мы приехали, — начала она, — чтобы поговорить с вами о Карен Дрю.

Рыжая неуловимым движением вытащила блокнот и ручку. Несмотря на внушительные размеры и ярко-красные волосы, она обладала способностью при желании делаться незаметной, будто отходя на задний план.

— По-моему, вы зря потратили время, — вздохнула Гейл. — Я имею в виду, что мне почти нечего о ней рассказать.

— Почему?

— Да потому, что я ничего не знаю.

— Но это вы оформляли ее перевод из больницы, где она лежала, в Мэпстон-Холл?

— Да, но это ничего не меняет. Видите ли, я занимаюсь устройством недееспособных больных в интернаты и пансионаты по всей стране.

— Расскажите хотя бы то, что знаете.