Подруги

Грейс. Избави бог. Я для этого не гожусь. Тоже, кстати, твои слова. К тому же вот-вот вернется Себастьян. Пляж, как он говорит, размыло. Эх, что бы ему позвонить с утра, до того, как я виделась в Патриком… Марджори, Патрик спрашивает, если случится так, что Фрогнал-хаус уже не будет стоять под замком, можно ему въехать обратно?

Марджори. Нет.

Грейс. Он злится, что ты не вернула белье. Решил, что ты его украла. Слушай, ему там нельзя больше жить. Ему необходима помощь.

Марджори. От меня он ее на этот раз не получит. Жизнь чересчур коротка.

Грейс. А что изменилось? С тех пор как умерла Мидж, он все время в таком состоянии.

Хлоя. Молодец, Марджори.

Грейс. Ты, Хлоя, мнишь себя святой, а ведь ты самая настоящая ведьма. Если кого и винить в смерти Мидж, то прежде всего тебя.

Хлоя. Меня?

Грейс. А то кого же? Если б ты не сказала, что позаботишься о детях, Мидж не смогла бы их оставить. Жила бы себе и хныкала по сей день. Ты очень опасный человек, Хлоя. Таких, как ты, кто стоит и поджидает, когда другие развалятся на части и можно будет подобрать ошметки, следует изолировать от общества. Они способствуют распаду. Пора тебе, Хлоя, научиться жить в свое удовольствие, ты слишком опасна в роли святой великомученицы.

Делай, что хочется, а не то, что надо. Не это ли выкрикивала когда-то Хлоя в лицо несчастной Гвинет? О каком сдвиге к лучшему от одного поколения к другому может идти речь, если дочери будут идти по стопам матерей? Станет ли Имоджин когда-нибудь терзаться, вспоминая судьбу Хлои, как терзается Хлоя, вспоминая участь своей матери? Понимать, прощать, терпеть. Этой ли мудрости надо учить дочерей? Лучше кончить, как Элен, непрощающей и непрощенной. Лучше жить, как Грейс, — не прозябать, а жить по крайней мере.

Прибегает бледная, взволнованная нянечка звать родственницу больной — установив после некоторой путаницы, что таковой является не Грейс, а Марджори — к заведующему отделением. Для Хлои этот маленький эпизод проходит почти незамеченным. Как? В ней, Хлое, не спасение Мидж, а погибель?

Грейс. Я — что. Так, девочка, которую прогоняют из-за стола за то, что пожелала победы Гитлеру. Все-таки разнообразие. Мне ведь все трын-трава, а если нет, то часа на два, не больше, зато и силы в себе сберегла. Нравственность, Хлоя, иссушает. Смотри, во что ты превратила Оливера тем, что всегда была лучше его. Он же страницы стоящей не написал с тех пор, как на тебе женился.

Марджори возвращается от заведующего отделением с серым лицом. Поправляет подушки на кровати Элен, бережно застилает ее одеялом. Элен умерла. На каталке, по дороге в рентгенологию, у нее остановилось сердце, и то ли из сострадания, то ли от крайней усталости никто не кинулся бегом за реанимационной аппаратурой. Пошли шагом, и к тому времени, как подоспела помощь, уже ничего нельзя было поделать.

— Не нужно было трогать ее с места, — говорит Марджори. — Почему ты им не помешала, Хлоя? Бедная мамочка.

Марджори плачет, о себе.

61

Хлоя с Марджори и Грейс сидят под навесом на автобусной остановке у больницы. Моросит дождь. Такси не видно. Автобус не едет. Хлоины замшевые голубые туфли промокли и сделались у носков темно-синими. У нее зябнут ноги. Она поеживается. Некоторое время они сидят молча. Грейс поминутно трогает себя за макушку.

— А я, по-моему, опять беременна, — нарушает молчание Грейс. — Какое-то чудное ощущение. И эта чувствительная точка на макушке, когда надавишь. Помните, как мы увидели, что у мамы в животе зашевелился ребенок? Вот был ужас. Жалко, что оказалась не девочка. Девочка бы ее не убила. Я вообще предпочитаю девочек. К Пьеру, в сущности, была равнодушна, к Петре — другое дело.

— Мальчик будет, — говорит Хлоя, — если ты не ошиблась. Уж очень ты этого сильно хочешь.

Но в душе она не сомневается, что так и есть. Марджори держит на коленях материнскую сумочку.

— Что мне с ней делать? — спрашивает она. — Не в силах я разбирать ее содержимое.

— Положи в урну, — говорит Хлоя.

— Прямо как есть?

— Ну да. Кому-нибудь пригодится, подберут.

Марджори опускает сумочку в урну. Потом, что примечательно, ее находит какой-то честный человек, сдает в полицию, оттуда звонят Марджори, просят приехать, забрать — Марджори едет, и заново переживает свое горе, и ругает Хлою, но сейчас ей импонирует такой жест.

— Вот и все, — говорит Марджори. — Кончено. Хоть бы уж автобус приехал скорей. Я замерзла. До чего же паршивая страна. Ну, теперь-то меня здесь ничего не держит.

— Если б ты только верила в переселение душ, — говорит Грейс, — как всеми силами стараюсь верить я, ты не смотрела бы так мрачно на вещи. Такой, как Элен, необходимо для полного счастья красивое тело. Если я правда беременна, ее душа, скорее всего, переселится в моего ребенка. Оттого-то все так и сошлось.

— Господи, помилуй нас, грешных, — вставляет Хлоя.

— Она ничего не сказала напоследок? — спрашивает Марджори. — Зачем только я тебя послушалась, Хлоя. Не надо мне было уходить.