Подсказки пифии

РЕПТИЛИЯ МЕНЯЕТ КОЖУ.

МУЖЧИНА СТАНОВИТСЯ ЖЕНЩИНОЙ. ЖЕНЩИНА СТАНОВИТСЯ МУЖЧИНОЙ.

НЕЯСНАЯ ПОЛОВАЯ САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ.

ЕСТЬ – СПАТЬ – ТРАХАТЬСЯ.

Потребности, подумала она, вспоминая, что читала в годы учебы о пирамиде потребностей Маслоу. Вспомнила, где находилась, когда читала книгу. В Сьерра-Леоне, точнее – на кухне дома, который они снимали возле Фритауна, за несколько минут до того, как вошла Солес. Виктория ела отвратительную, сваренную отцом кашу. Слишком много подслащенной корицы.

Притворяясь, что ест кашу, она вспоминает, что читала об иерархии потребностей, которая начинается с телесных. Потребности вроде пищи и сна – и как он систематически лишал ее их.

Дальше идет потребность в безопасности, потом – потребность в любви и принадлежности к группе, еще потом – потребность в одобрении. Все, чего он лишил и продолжал лишать ее.

На самом верху пирамиды – потребность в самовыражении. Слово, которое она не в состоянии даже понять. Она не знает, кто она, чего она хочет, самовыражение для нее недостижимо, потому что лежит вне ее, вне ее я. Он лишил ее всего.

Теперь она знала.

Она создала Рептилию для того, чтобы просто быть в состоянии есть и спать.

Позже она еще использовала Рептилию, чтобы быть в состоянии заниматься сексом. Когда они с Лассе ложились в постель, его тело принимала в себя Рептилия.

Для нее-человека это был единственный способ получить удовольствие от мужского тела. Рептилия же участвовала в групповом сексе в ночном клубе в Торонто. Но когда она ложилась в постель с Жанетт – это была не Рептилия, она точно знала, и понимание этого наполняло ее счастьем таким сильным, что слезы наворачивались на глаза.

Но что еще делала Рептилия? Может, убивала?

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и задумалась о Самуэле Баи.

Она встретила его возле “Макдональдса" на Медборгарплатсен, привезла к себе домой и усыпила. Потом приняла душ, и когда он проснулся, вялый после снотворного, обнажилась перед ним, подманила к себе – и убила, ударив молотком в правый глаз.

Зверская жестокость Рептилии. Зверская жестокость убийцы. Она наслаждалась ею.

Наслаждалась?

Она вскочила из-за стола так торопливо, что стул перевернулся, и почти побежала в гостиную. Диван, думала она, запятнанный кровью диван, который однажды чуть не увидела Жанетт. Кровь Самуэля.

Она буквально перевернула диван, осмотрела подушки и сиденья подробнейшим образом, но пятен крови не было. Пятен крови не было, потому что их не было там никогда.

Рептилия не была ее голодным пламенем. Рептилия – ложное, воображаемое либидо.

Она снова рассмеялась и села на диван.

Все, начиная с того момента, как она встретила Самуэля на Медборгарплатсен, и кончая моментом, когда она сидела здесь, выйдя из душа, сходилось. Но она не била юношу молотком.

Единственное, что она сделала, – выдворила его из дома, когда он вздумал лапать ее.

Вот так просто.

То, что потом кто-то выплеснул ему в лицо ведро соляной кислоты и повесил на потолке, не имеет к ней отношения. Расследовать его убийство – задача полиции. Не ее.

В последний раз она видела Самуэля, когда выпроваживала его на улицу. Теперь она была в этом уверена.

Она вернулась на кухню и открыла холодильник. Грязная волосатая свекла, несколько яиц. Она взяла два и какое-то время катала их на ладони. Две неоплодотворенные женские половые клетки, от которых холодно руке.

Она закрыла холодильник, открыла шкафчик над раковиной, достала алюминиевую миску и разбила яйца. Стакан сахара, четыре столовые ложки какао, две чайные ложки ванильного сахара, сто граммов масла, полстакана муки и пол чайной ложки соли.

Перемешала вилкой и принялась есть.

Рептилия – холоднокровное животное, она наслаждается тем, что она живое существо. Греется на солнце на прибрежном песке или на камне где-нибудь на летнем лугу. Не подвергает сомнению свое существование, не требует у Господа ответа на вопрос, зачем она живет, и наслаждается, когда ее кровь переносит остатки съеденных полевых мышей. Она помнила, как, словно ящерка, совала голову отцу подмышку, запах его пота давал ей чувство безопасности, и там, в подмышке, она ощущала, каково это – быть животным, без самокопания насчет чувств и поступков.

Это было единственное ее воспоминание о чувстве безопасности рядом с отцом. Несмотря на то что он сотворил с ней потом, это воспоминание было бесценно.

Вместе с тем она знала, что у нее никогда не будет шанса удовлетворить потребности своей дочери. Мадлен совсем не помнит ее, никаких воспоминаний о своей матери.