Подстава

А вот появившегося в моем тогда еще прозрачном кабинете Регу, ждал мало приятный сюрприз:

— Все кончено, — мне было больно, но в этом я не признавалась даже себе. — Свалил нахрен, отход свинофермы!

Оторопевший Рега попытался настоять, и получил сломанную гортань. При повторной попытке объясниться — два сломанных ребра. Третья уложила его в госпиталь на неделю. Потом Боров сжалился, и объяснил мужику, в чем тот не прав. И вот у любого другого совесть бы проснулась, а этот ко мне заявился и сказал:

— Мне жаль, что ты об этом узнала. Да, поначалу хотел тебя затащить в постель, но все изменилось, Мелани. Я полюбил тебя, правда, я…

— Пошел вон, — все, что он услышал от меня. — А попытаешься еще раз обнять, загремишь опять в госпиталь. Свалил!

— А ты хамишь, Мелани, — психанул Рега.

К вечеру кличка Хам стала его новым позывным с легкой руки Нира. Мой спец просто взломал систему, и сменил «Мужик» на «Хам» и главное прижилось моментом.

На другой день Тира, из команды Регп, попыталась повторить подвиг Нира, и очень сильно об этом пожалела — в качестве подтверждения своих постельных побед Хам отправлял снимки обнаженной натуры лейтенанту Кельму, и собственно я их заполучила. Так что когда во всех файлах со стандартной чернобелой мордочкой Тиры Альме снимок был заменен на нее же, но обнаженную в постели и в весьма откровенной позе, мы угорали всей командой. И я тихо радовалась, что до интима у нас с Хамом не дошло…

А, впрочем, дела давно минувших дней.

— Веник отвратный, — заметила я, небрежно взглянув на букет. — Терпеть не могу, когда дохрена цветов в вазе.

В этот момент открылась дверь, и вплыл огромный букет багрово-алых роз, с внушительным золотым бантом, и запиской.

— Мегер, это тебе, от нас всех! — Боров с трудом дошагал до стола, глянул на него, перехватил букет одной рукой, извлек из вазы цветы от Рего, молча прошел к капитану и вручил ему флору. А вернувшись, в освобожденную тару всунул свой громаднейший букет.

— Красота какая! — я вскочила, достала открытку, развернула. «Лучшему кэпу на свете!» — было написано там.

— Боров, спасибо, — у меня в глазах заблестели слезы, скрыв это путем зарывания носа в лепестки роз. Запах был умопомрачительным — обожаю розы.

— Да чего уж там, — смутился он. — Шорох нам про депиляцию рассказал, так что… с нас еще водяра.

— Заметано, накрывайте поляну, скоро буду.

Кивнув, мой снайпер удалился, я же, вернувшись на свое место, коснулась рукой столешницы. Та засветилась мягким зеленоватым светом, принимая допуск, и над столом замерцал экран, с последними новостями, которые скинул Бадер.

— Знаешь, это жестоко! — не выдержал Хам.

Хотелось заматериться, но, не смотря на все попытки освоить ручательства, сам мат как-то корябил, так что я просто сказала:

— Свалил нахрен.

Потом, дома, включу запись «Все ручательства космического флота» и поупражняюсь. А то как-то подзабыла самые обидные выражения.

А в следующее мгновение я забыла вообще любые выражения, кроме «Черт! Черт! Черт!».

Потому что на экране высветилась самая главная новость «Тареймская армада уничтожает астероидное братство».

Стоящий у входа капитан Рега что-то сказал. Потом еще что-то. Он вообще вдруг устроил целый монолог, но я не слушала. Торопливо прокручивая изображение вниз, я всматривалась в колонки значений «убито, задержано до выяснения обстоятельств, казнено на месте». И хватило пары минут, чтобы понять неожиданно пугающее — тареймцы не убивали женщин. Ни одной убитой женщины. И еще один момент — цифры убитых в боевых действиях ничтожно малы. Ничтожно. У них на три-четыре сотни схваченных, при штурме всего один-два убитых. Какого черта?!

И тут кто-то взял и выключил экран.

Подняв потрясенный взгляд на Хама, увидела, как он ставит на стол черную открытую коробочку, там, на алой бархотке, сверкаю кольцо с бриллиантом.

— Ты все слышала, — произнес капитан Рега. — Согласишься стать моей женой — я останусь в управлении, а нет — переведусь в десант. Я не могу так больше, Мелани, очень тяжело любить женщину, которая тебя ненавидит.

Нет, определенно с обнаженным торсом и грацией голодного тигра, он мне нравился больше. Там хоть забавно было, в смысле я всегда увлекалась подсчетом кубиков на прессе, пока он там чего-то вещал на тему, что жить без меня не способен, а так…

— Хоть бы рубашку расстегнул, — устало сказала я, вновь включая экран.

— Что? — переспросил Хам.

— Рега, — я тяжело вздохнула, — я тебя не ненавижу. И вообще ненависти по отношению к тебе никогда не было.

— Правда? — он начал вдруг стремительно расстегивать рубашку. Усмехнувшись, спокойно продолжила:

— Я тебя просто презираю, Рега. Это презрение, но никак не ненависть.

Застыл.

После хмыкнул, сложил руки на груди и прямо спросил:

— А зачем попросила рубашку расстегнуть?

Пожав плечами, честно ответила:

— У тебя пресс потрясный, там кубики считать можно, обычно этим я и развлекаюсь, пока ты очередную хрень несешь. А теперь забрал свою бижутерию и свалил, у меня дел по горло.