Подставленный

В руках его появился длинный шелковый шнурок.

– Хо-рошая удавочка! – кровожадно бормотал Сергей, приближаясь к коммерсанту. – Даже жаль ее об твою поганую шею пачкать!

Раздавленный, полностью утративший былую спесь Шабанов горько заплакал. Ребята переглянулись.

– А может, оставим в живых? – неуверенно спросил Осипенко, начиная играть роль «доброго дяди».

Николай Васильевич, хотя и прошедший тюрьму, но сейчас перед угрозой неминуемой смерти начисто забывший обо всем на свете, кроме черного дула пистолета, с легкостью купился на эту старую милицейскую хохму.

– Да-да, пожалуйста! – заскулил он, размазывая по лицу смешанные с дерьмом слезы. – Все, что угодно, Сережа!

– Нет, ни за что! – театрально возмущался Соловьев, делая вид, будто пытается накинуть удавку на шею бизнесмену, а приятель ему мешает.

– Перестань! Перестань! – выкрикивал «добрый дядя», мысленно корчась от смеха. Наконец спектакль кончился. Шабанов к тому времени полностью дозрел. Он беспрестанно всхлипывал. На солидном, слегка горбатом носу пузырились сопли.

– Ладно! – смилостивился Сергей. – Оставим гаду жизнь, но за это пусть напишет полную исповедь, как он меня подставил, куда дел полученные с Кириленко деньги. Прямо сейчас!

* * *

В баре было тихо, уютно. Играла легкая музыка. Вкусно пахло жареным кофе. Посторонних в помещении не было. Заведение и в обычные дни не славилось избытком посетителей, а сегодня, по случаю дня рождения Карася, их не велели пускать вовсе. Праздновать, вернее, провести торжественную часть мероприятия решили здесь. Ни к чему лишняя помпа! Потом верхушка банды собиралась в сауну, куда уже заказали на вечер девочек. Алик уютно устроился в уголке на мягком диване и лениво потягивал охлажденное шампанское. Сегодня настроение у него было гораздо лучше, чем прежде. Большую часть неприятностей Сухарь уладил, а жену-дуру и мегеру-тещу просто-напросто послал к чертям собачьим, переехав на время к Карасю. В скором времени он собирался купить себе квартиру (сейчас полным ходом шли переговоры), а пока кантовался у приятеля, отдыхая душой и телом. «Как я раньше не сообразил так поступить? – удивленно думал Альберт. – Благодать-то какая!»

Детей у него не было, а значит, и душа не болела за брошенного ребенка. Что же касается жены – сама виновата, лахудра!

Почти вся верхушка банды уже прибыла, не хватало трех человек. Сухарь нетерпеливо посмотрел на часы. Пора бы начинать! Бултыхавшиеся в животе пол-литра шампанского настойчиво требовали добавки. Внезапно дверь распахнулась, и в баре появился тот парень, которого метелили на днях в лесу. В одной руке он держал новенький «ТТ», другой придерживал за шкирку толстого, трясущегося, черт знает чем перемазанного типа. Следом за ним вошел широкоплечий амбал с короткоствольным автоматом.

– Спокойно, ребята! Не надо шума! – громко сказал Соловьев. – За прошлое я не в обиде, но теперь оставьте меня в покое! Вот тот козел, из-за которого сыр-бор разгорелся! Забирайте с потрохами. А вот его показания. Не для ментов, разумеется!

С этими словами Сергей протянул Алику, в котором безошибочно распознал старшего, исписанный лист бумаги.

– Ах ты, падла! – начал возмущаться Карась, поднимаясь из-за стола, но Осипенко с молниеносной быстротой направил ему в грудь дуло автомата, и бандит, стиснув зубы, уселся обратно. Между тем Сухарь, не обративший на инцидент ни малейшего внимания, углубился в чтение. На губах его блуждала загадочная улыбка.

– Что ж, примерно так я и думал! – сказал он Сергею. – Чего же ты хочешь?!

– Оставьте меня в покое! – ответил Соловьев и вместе с товарищем вышел из бара. Все ошарашенно молчали. Только Альберт искренне, от души рассмеялся.

– Я был прав, – успокоившись, сказал он. – Парень вовсе не лох, а барыга – ничего! Жирненький! Прямо-таки набит деньгами!

Поднявшись с дивана, Алик подошел к Шабанову, который, обезумев от страха, съежился возле стойки, критически оглядел и зачем-то похлопал по загривку.

– Жирненький! – повторил бандит. – Бо-о-гатенький Буратино! Отвезите-ка, пацаны, его в подвал!