Подвал. 24 года в сексуальном рабстве

Вилла «Остенде» в Линце купается в розовом свете. Музыка, пульсируя, отдается в стенах. Это избитый фасад, скрывающий бордель: розовые лампочки в пластиковых абажурах мерцают по всей длине устеленной розовым ковром лестницы, а наверху розовые коридоры ведут в розовые спальни. Только гостиная, где завсегдатаи выбирают себе партнерш, не вписывается в эту цветовую гамму, она выдержана в коричневых и бежевых тонах, с софой в стиле семидесятых, под двумя «произведениями искусства»: лишенной головы обнаженной женской статуей и литографией с изображением воина племени апачей. Наверху — место, где принужденная игривость и жизнерадостность входят в распорядок дня. Обитательницы виллы угождают мужчинам, которые пока остались без партнерши, или тем, кто хочет «перчика», — например, обслуживают ночной мальчишник, каждый участник которого настаивает, что «еще чуть-чуть» и он покажет всем свою мужскую силу, бахвалится своей дутой репутацией и готов потратить отпущенные ему карманные деньги на секс.

Атмосфера натянутого веселья вскружила голову и Йозефу Фритцлю. Поскольку секс с Розмари давно прекратился, а его либидо ни в коей мере не утихало, вилла «Остенде» была одним из многих местечек, где он удовлетворял свои потребности. Элизабет страдала в своей камере, но в мире над ней происходили революции в общественных нравах — сексуальные и наркотические. Проституция в Австрии легализована, и у виллы «Остенде» есть свой веб-сайт, в местных газетах размещается реклама; местная публика мужского пола устраивает здесь распутные вечеринки. Отец Элизабет, не способный удовлетворить свое желание ею одной, заказывал в аптеках он-лайн в больших количествах «виагру» и другие возбудители специально для вечеров, когда отправлялся на виллу «Остенде». Поднимая коктейль из возбудителей, смешанных с энергетическими напитками вроде «Ред Булл», он говорил друзьям: «После такого этим делом можно часами заниматься».

Сексуальное насилие встречается во всех странах, и исследования указывают на его виды и классовые границы. Фритцль наслаждался домогательствами с того дня, когда впервые нашел противоположный пол привлекательным. Он обладал преувеличенным чувством собственной мужественности, склонялся к анонимным сексуальным взаимоотношениям, противоположным тем, которые основаны на эмоциональных узах, и число сексуальных связей считал почетным знаком отличия. Фритцль никогда не видел в женщине партнера, к которому можно относиться с уважением; скорее они представлялись ему врагами, подлежащими завоеванию и уничтожению. Ирония судьбы, возможно, заключалась в выборе комнаты — любимой комнаты Фритцля в «Остенде». Во время проводимых там ночей, в пошитых на заказ костюмах, с ног до головы облившись одеколоном, тщательно уложив остатки волос, в начищенных до яркого блеска ботинках, он просто менял одно подземелье на другое.

В подвале клуба, дабы ублажить клиентов, склонных к экзотике, была расположена камера с решетками и железной дверью, известная завсегдатаям как «секс-склеп». Для Фритцля она стала вторым домом.

Одна из тружениц секса, его любимица, рассказывала о том, какое наслаждение он получал, привязывая ее к самодельному кресту, сковывая руки и ноги наручниками. «Зови меня Учителем! — командовал он, изо всех сил ударяя ее по почкам, хлеща по лицу и ягодицам. — Я тебе покажу, как меня уважать, сука!»

«Он смотрел на меня в упор своим леденящим взглядом», — рассказывает женщина, которой уже за тридцать. При хорошем освещении, в гриме, она могла бы напомнить дочь Фритцля Элизабет. Называя себя Лола, она говорила, что приехала сюда из Граца, где прошло ее детство и где она ступила на путь проституции, чтобы поддерживать себя и свою единственную дочь. «Он заказывал меня много раз и был просто в исступлении от восторга. Он выбирал меня, потому что говорил, что ему нравятся молодые, пышные — но не жирные — девушки, которые рады отдаваться ему. Он всегда велел называть себя „учителем“ и не позволял заговаривать с ним, пока сам не начнет. Если от меня требовалось что-то сказать, я должна была начинать каждую фразу со слова „повелитель“ и заканчивать „повелитель, мой повелитель“. Он настаивал, чтобы я надевала черные туфли на высоком каблуке и кроме них только желтоватые нейлоновые чулки — никакого другого цвета. Еще я должна была пользоваться ярко-красной помадой, чтобы, по его словам, „выглядеть как настоящая шлюха“, и он никогда не позволял мне снимать трусики: просто сдвигал их в сторону. Все это время он тяжело дышал и выпучивал глаза. Он был ужасен. Но мне нужны были деньги — да кому они не нужны! И хотя отсос стоил 150 евро, мы могли выжать из него вдвое больше за дополнительные услуги.