«Подвиг» 1968 № 03

Совершенно неизвестные или известные с самой худшей стороны королевскому послу лица заняли квартал министров и целую неделю не обращали решительно никакого внимания на квартал миссий. Всю эту неделю радиотелеграфная станция королевского посольства извергала и принимала неисчислимое количество цифровых депеш. Королевское министерство иностранных дел и мир были оповещены о революции в Гюлистане.

Королевское министерство выжидало около недели, рассчитывая на две гвардейские дивизии, на перевале Сенги до сих пор добросовестно охранявшие горные проходы. После того как выяснилось, что гвардейские дивизии, узнав о событиях в Мирате, беспрекословно подчинились эмиссару нового правительства и сдали оружие, что королевский парламент не склонен поддержать военную экспедицию колониального корпуса в Гюлистан, и когда, наконец, новое правительство Гюлистана опубликовало дружественную ноту уполномоченного на границе от Союза Советских Республик н свой ответ на эту ноту, — сэр Роберт Кетль получил директивы признать новое правительство и принять меры к извлечению из тюрьмы экс-монарха Гюлистана.

В тот же день королевский посланник согласно установившимся пятнадцатилетним традициям в вежливо-снисходительном тоне назначил главе нового правительства час, в какой ему разрешалось посетить королевского посла.

На это письмо ответа не последовало. По истечении трех дней сэр Роберт Кетль отправил второе письмо, в котором выражал желание сам посетить главу правительства и назначал свой визит в одиннадцать часов утра. На это письмо был получен довольно сухой ответ. Глава правительства выражал желание побеседовать с господином королевским послом (здесь даже не перечислялись полностью все титулы сэра Роберта Кетля, как того требовали дипломатические приличия), но не в одиннадцать, а в шесть часов утра. Письмо было подписано комиссаром по иностранным делам.

Возвращаясь в посольство, сэр Роберт Кетль, скорее желтый, чем бледный, явно раздраженный, все-таки сумел дать себе отчет в своих чувствах.

— Ужаснее всего, — сказал он, морщась от боли, наклоняясь к майору Герду, — ужаснее всего то, что он говорил со мной как равный с равным.

ГИФТ — ПЕРВЫЙ. ГЕРД — ВТОРОЙ И КОНЕЦ

На следующий день, после того как прилетел курьер королевского министерства, сэр Роберт Кетль вызвал к себе майора Герда. Роберт Кетль сидел среди груды распечатанных конвертов, и лицо его выражало полное изумление. Он положил перед майором Гердом бумагу, которая была причиной этого неподдельного изумления.

Майор Герд прочел о том, что приказом военного министерства он переводится в Мозамбик командиром роты колониальных стрелков и что ему надлежит выехать в распоряжение начальника экспедиционного корпуса в Мозамбике.

Ничего не понимая, они смотрели друг на друга. Сэр Роберт Кетль с явным сочувствием пробормотал:

— Здесь еще письмо вам от уважаемого лорда Эшера, может быть…

Он хотел сказать, что, может быть, в этом письме старшего брата майора Герда заключается разгадка.

Разгадка действительно была в нем.

«До сего времени, — писал лорд Эшер, — я имел возможность справедливо гордиться вами, ценя вашу полезную и почетную службу. Однако то, о чем меня уведомил мой друг, ныне заведующий королевским осведомительным департаментом, привело меня в полное недоумение и послужило причиной самого горького разочарования. Ваш начальник имеет неопровержимое показание, письмо некоей Люси Энно, из которого ясно, что вы совершили преступление по должности, недостойное звания офицера королевской армии и джентльмена. Эта завербованная вами агентка представила доказательства в том, что вы состояли с ней в связи и что в Константинополе вы сделали ей ценный подарок, который, разумеется, ввиду незначительности ваших личных средств, не мог быть оплачен иначе, чем из отпущенных вам сумм на секретную работу. Сумма эта и была указана вами как расход на работу, которая была поручена вам. Все денежные расчеты по этой работе, как вам известно, являются вопросом чести и особого к вам доверия. К моему глубокому прискорбию, вы этого доверия не оправдали, и мне стоило большого труда убедить моих друзей ради чести нашей семьи ограничиться по отношению к вам служебным понижением и переводом в колониальные войска в Мозамбик».

Письмо дрожит в руках майора Герда, он тяжело опускает голову на руки, и на один миг перед его глазами всплывает Константинополь, комната в отеле, спущенные шторы, обнаженная женщина, и он чувствует холодные, острые грани четырехугольного голубого бриллианта, который больно впивается в грудь и оттискивается красным болезненным следом. Только теперь он чувствует эту боль и понимает ее.

Вечером в ресторане «Гранд-отель д’Ориан» он сидит в углу, за тропическими растениями, у эстрады музыкантов. Бутылка абсента, рюмка и сразу постаревший, желто-восковой человек.

По-прежнему играет неаполитанский оркестр. Отель переполнен европейскими туристами. Гюлистан и революция — для этого стоит перелететь океан и материк.