Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско

— Пожалуй, о случае с четвертой торпедой. При атаке в носовом отсеке находятся командир торпедно-артиллерийской боевой части и два торпедиста. Так вот, капитан-лейтенант Константин Емельянович Василенко получил по переговорной трубе приказание: «Носовые… пли!» Я дернул рукоятку раз, другой, третий, четвертый — стрельбу производили вручную. Все шло нормально. Сработал автомат-коробка. Чувствую — толчок, второй, третий… Три торпеды вышли. А где же четвертая? Вышла или нет? Если вышла — как же я толчка не уловил? Если не вышла, то в каком она положении? Не дай бог, если не полностью вышла, зацепилась! Это ведь страшная опасность для лодки, для экипажа…

— Владимир Александрович, — нетерпеливо прервал я его, — об этом мы еще обязательно поговорим. Но сейчас я в цейтноте. А мне хотелось бы узнать адреса еще кого-либо из членов экипажа…

Бесцеремонное вмешательство мое сбило Курочкина и, видимо, обидело. Он помолчал немного, пересиливая себя, затем сказал:

— Знал адрес командира, бати нашего. Жил он на Петроградской стороне, на улице Олега Кошевого, семнадцать, квартира тридцать два. А сейчас наверняка знаю адрес бывшего штурмана — Николая Яковлевича Редкобородова. Совсем недавно встретил его, поговорили…

— А где он живет?

— Улица Карташихина, тридцать один, квартира сто тридцать восемь. Это на Васильевском острове…

И на этот раз мне повезло: я застал Николая Яковлевича дома. Он только что пришел с работы из научно-исследовательского института. Пришла и его супруга — работник одного из райисполкомов города…

Разговор поначалу не клеился. Николай Яковлевич, это явно ощущалось, был настроен предубежденно. Говорил сдержанно. В подробности не вдавался. Словом, откровенного разговора не получалось. «В чем дело, — размышлял я, — что тому причиной?»

Только много позднее стало мне известно, что членов экипажа «С-13» уже в то время основательно тяготила непонятная, необъяснимая, неизвестно как и зачем возникшая странная завеса умолчания. Не только над командиром, имевшим, как потом я узнал, определенные прегрешения перед командованием, но и над подвигом экипажа, над людьми Краснознаменной лодки. Легко понять их состояние, отсюда и поведение Николая Яковлевича.

В ходе дальнейшего разговора Редкобородов постепенно оттаял. И тут выяснилась любопытная подробность: в Ленинграде, Кронштадте, Ломоносове — словом, в городе и его окрестностях живет около двадцати членов экипажа «С-13»! В самом Ленинграде — бывшие командир торпедно-артиллерийской боевой части Константин Емельянович Василенко, командир электромеханической боевой части Яков Спиридонович Коваленко, старшины команд Михаил Герасимович Колодников, Павел Гаврилович Масенков, Василий Иванович Поспелов, командиры отделений — уже знакомый нам Владимир Александрович Курочкин, Петр Тихонович Плотников, Василий Ильич Прудников, матросы Михаил Дмитриевич Иноземцев, Максим Алексеевич Марсуев, Василий Васильевич Бородулин, а в Кронштадте живут и трудятся на Морском заводе бывшие трюмные машинисты Алексей Тихонович Астахов, Федор Иванович Данилов и Василий Спиридонович Пархоменко…

Вот бы собрать их всех вместе, поговорить о знаменитом боевом походе, о нынешней жизни героев. Но когда? Время — словно шагреневая кожа: его все меньше и меньше. Истекают третьи сутки.

Пришлось ограничиться встречей с теми, кто мог собраться в самое короткое время.

— Рассказать об экипаже? — повторяет мой вопрос Николай Яковлевич. — С удовольствием! Если бы вы знали, какой это был коллектив — дружный, спаянный, отлично владеющий своим оружием. Да что там был! Он и сейчас такой же дружный. Встречаемся довольно часто, знаем о жизни и работе друг друга. Если есть необходимость, помогаем. Вообще-то судьба нашей лодки удивительна. Ведь она единственная из «эсок» Балтики осталась в боевом строю. Все остальные погибли — одни на минах, другие от торпед или бомб врага. А вот «тринадцатая» сумела выйти живой из всех испытаний. Из всех!

Спрашиваете — почему? Да потому, что командир у нас был замечательный — грамотный, расчетливый, находчивый. Моряк до мозга костей, как говорят. Ну и строгий. А вместе с тем заботливый. Недаром все матросы и старшины звали его батей. Это, я вам скажу, очень лестная оценка! Так что Александр Иванович был настоящим моряком и командиром, как говорится, от бога!

Правда, в последнее время о нем ходит много всяческих легенд. Вероятно, были у него и какие-то недостатки. Но не нам, подчиненным, судить его. Да и ничего мы не знали о том доподлинно. Хотя и догадывались, что иногда было не все благополучно у него…

— Николай Яковлевич, а не могли бы вы пояснить, в чем суть подвига экипажа?