Подвиг жизни шевалье де Ламарка

Старческая слабость приковала его к постели. Редко приходит кто-либо навестить дряхлого старца. Одни успели забыть, другие всегда не любили этого «мечтателя» и «фантазера», третьи признали его «глупцом», оставившим свои действительно полезные труды по систематике ради нелепых предсказаний погоды и опасных бредовых идей о древности Земли и жизни, о непрестанных изменениях природы. Но могучий ум, хоть и в дряхлом теле, не мог остаться бездеятельным. Что мрак для глаз, если мысль светлая! Что значит нищета для старого ученого, если он богат своим внутренним миром, если еще так многое он хочет сказать людям, передать им свое заветное.

И он говорит слабым, тихим голосом, говорит… Розалия пишет… Вот он, свет, не оставивший Ламарка до последнего дыхания, луч во тьме, жизни в умирании: он диктует дочери, он продолжает работать, он живет, он борется за свои идеи.

Кто назовет другой пример такого служения истине?

Конец пришел тихо и незаметно. Перевернута последняя страница жизни… догорела свеча. Остановилось перо в руке Розалии…

Шевалье Жана-Батиста де Ламарка, философа-натуралиста не стало 18 декабря 1829 года.

Двадцать третьего декабря 1829 года в газете «Moniteur Universeb» появилась скромная заметка о том, что три дня тому назад состоялись похороны профессора Жана-Батиста Ламарка на кладбище Монпарнас.

У могилы его Латрейль сказал надгробное слово от имени Академии наук; оно было опубликовано. Почтил память покойного также Жоффруа Сент-Илер словом лично от себя и коллег-профессоров. Это были единственные почести, возданные бренным останкам старого ученого…

…Спустя несколько лет Корнелию видели в гербарном отделе Музея, где ее отец был профессором. Получая ничтожное вознаграждение, по целым дням она прикрепляла на листы белой бумаги высушенные растения. Ей дали там место лаборантки, а Розалии оставили пенсию отца.

Будь они дочери министра или генерала, говорит Шарль Мартен во вступлении к «Философии зоологии», изданной в 1873 году, им дали бы хорошее обеспечение, «Но их отец, с горечью и иронией продолжает он, — был только великим натуралистом, прославившим свою страну в настоящем и будущем, и поэтому их участь — забвение, что и случилось в действительности».

Сколько раз среди растений в руки Корнелии попадали те, которые в свое время определил и описал ее незабвенный отец. Слезы застилали глаза, боль утраты и обиды, за отца наполняли ее сердце. Благоговейно прикасаясь дрожащими пальцами к сухим стеблям, она снова слышала его голос: «…в мире физических явлений нигде нет абсолютного покоя, нет отсутствия движения и нет неподвижных и неизменных масс…»

Благодарное потомство отомстит за вас!

Прошло больше полувека… Монпарнасское кладбище… Вот уже несколько раз почтенного вида человек прошел взад и вперед по одному и тому же квадрату, на которые разделен этот город мертвых.

— Все наши поиски, к сожалению, безуспешны, — говорил он, обращаясь к смотрителю кладбища. Это доктор Мондиер. Он решил отыскать могилу Ламарка. Исчезла, даже следов ее не обнаружено, хотя он действительно был похоронен именно на этом кладбище. Мондиеру попалась заметка в старом номере газеты, и он упорно искал могилу.

К счастью, смотритель кладбища оказался человеком, которому не совсем были чужды эволюционные идеи.

Услыхав, что речь идет о месте успокоения такого большого ученого-эволюциониста, он очень заинтересовался поисками и принял в них живое участие. Они вместе пересмотрели все регистрационные записи в кладбищенской конторе. Увы, Ламарка в них не было! Но заметка? Ошибка?

Снова и снова они перелистывали книги, нет Ламарка! И вдруг доктор вспоминает: у Ламарка же была вторая фамилия, Монэ.

И вот она, желанная находка в книге: «Де Монэ де Ламарк похоронен 20/XII-1829 г. (85 лет) в 3 квадрате, 1 отделении, 2 ряду, 22 могила». Могила Ламарка была зарегистрирована на букву «М», а не на «Л».

Отправились на место по этому адресу и испытали ужасное разочарование. Ничего похожего на его могилу не оказалось. Никаких следов!

Да, впрочем, какие же следы можно было найти! Ведь Ламарк был похоронен сроком только на пять лет! Это означало, что к концу этих пяти лет, так называемой «концессии», надо было внести еще некоторую сумму, чтобы не тревожить праха усопшего.

Это никем не было сделано…

«Одним словом, могила не была куплена, и кости Ламарка, вероятно в этот момент, — рассказал доктор Мондиер, — смешались в катакомбах с костями всех неизвестных, что там находятся».

Чуть ли не четверть Парижа построена над обширными катакомбами, оставшимися от древних времен.

Они служат для хранения останков, перенесенных сюда из многих парижских кладбищ, — праха бедняков, которым покупали могилу на небольшие сроки. Бессрочная могила черными глазницами выложена бесконечными рядами вдоль стен…

Доктор Мондиер хотел отметить место, где хотя бы временно покоились останки Ламарка.