Подвиги Ахилла

— Готово! — Ахилл ножом разгреб золу, разрезал спекшиеся и обугленные листья водяной лилии и, ловко наколов кончиком ножа румяную тушку кролика, перекинул ее на плоскую ивовую плетенку, где уже лежали только что снятые с вертела жареные голуби. — О, как вкусно пахнет!

— Замечательно! — согласился Патрокл. — Но еду нужно не нюхать, а есть.

Некоторое время друзья молча поглощали мясо, закусывая лепешкой и по очереди прихлебывая молоко из красивого глиняного кувшина, длинногорлого, покрытого зеленой глазурью с нанесенными на нее фигурками нимф и каких–то загадочных птиц.

— У троянцев все красивое… — Патрокл приподнял кувшин так, чтобы на него сквозь одно из отверстий в стене грота упал свет. — Самые простые вещи они делают с любовью. Наверное, среди них много музыкантов и поэтов. А ведь как странно! Мы здесь двенадцатый год, и ничего почти не знаем о них…

— Кроме того, что они умеют нас убивать! — усмехнулся Ахилл, беря у друга кувшин и отпивая молоко. — Что тебе до троянцев, Патрокл? Мне не интересны негодяи, которые оскорбляют законы гостеприимства и гадят в чужом доме!

— Но это сделал Парис! — возразил Патрокл, оделяя Тарка костью с изрядным куском мяса. — Ведь не все троянцы такие. Уверен, что Гектор никогда бы подобного не сделал.

— Наверное, ты прав. Этот не похож на трусливого вора. Но он все равно враг, верно? И третьего дня из–за твоей безумной отваги он едва тебя не убил, дорогой мой! Сколько он уже уложил наших воинов!

— Не больше, чем мы с тобою его родни, братец! — улыбнулся Патрокл. — Ты–то уж точно больше… Гектор страшен, это верно, но мне он интересен. В нем есть что–то великолепное, что–то очень настоящее, как… как в тебе.

— Ну, спасибо за сравнение! Ты мне польстил!

Ахилл усмехнулся и вновь поднял кувшин к губам. Капли молока упали на его смуглую грудь, попали на колено, и лежавший вплотную к нему Тарк осторожно слизнул большим розовым языком белые брызги.

Молодые люди вновь замолчали. Они иногда могли молчать часами и не потому, что им не о чем было говорить. Просто каждый так хорошо знал другого, что иной раз они вели беседы без слов, угадывая, словно прочитывая друг у друга мысли. И в этот раз Ахилл вдруг ответил не на слова Патрокла, а на родившуюся у того мысль.

— И если я не примирюсь с Агамемноном и не вернусь на поле сражения, это бужет стоить слишком дорого… Мы останемся в Троаде еще на долгие годы, и самые отважные найдут здесь смерть. Я же понимаю это, не думай! Но не могу… Не могу, Патрокл!

Это мучительное восклицание вырвалось у героя уже против воли, и он тут же отвернулся, хотя понимал, что Патрокл видит его состояние, даже когда его лицо скрыто тенью.

— Это не ты с ним должен примириться, а он с тобой, — голос Патрокла прозвучал неожиданно жестко, и его всегда спокойные серые глаза остро блеснули и погасли. — Виноват он, Атрид Агамемнон, а не ты, и пускай все будет, как есть, пока…

— Пока Гектор, который тебе так интересен, не разнесет наш лагерь пеплом по равнине! — зло проговорил Ахилл. — А я не умру от моего позора. Ф-фу! Сидеть в шатре и прислушиваться к звукам сражения! И это мне–то, которого называют величайшим из воинов! Я сам себе противен!

— Придумать бы какой–то выход… — проговорил Патрокл задумчиво. — Я давно думаю. Но у меня ничего не получается — не хватает, видно, умишка. Поговори–ка с Одиссеем. Этот придумает все, что хочешь.

— То–то он и придумал идиотскую клятву женихов Елены, из–за которой мы все здесь оказались! — Ахилл рассмеялся коротко и резко, поперхнулся и с трудом откашлялся. — Где тогда был его хваленый ум?

Патрокл вдруг расхохотался.

— Спроси лучше, где был мой ум, когда я шестнадцати лет от роду, царь не царь, а просто вздорный мальчишка — без царства, без богатства, без блестящих надежд на будущее, вздумал свататься к лучезарной Елене, из–за которой лучшие воины и герои готовы были друг друга перерезать! Это каким же надо было быть самовлюбленным и самонадеянным болваном, какое иметь совершенно дурацкое тщеславие?! Все посватаются, а я нет — надо же! И ты ведь тогда смеялся надо мной! Ты–то в двенадцать лет был умнее… Э–э–э, братец, куда нам кого–то укорять! Мне–то уж, во всяком случае…

Он вдруг нахмурился и проговорил уже другим тоном, с настоящей горечью:

— А все же ничего не делается зря… Я ведь неплохой воин. Видишь, и базилевсы говорят, что без меня бы третьего дня кораблей было не спасти! И это, если честно сказать, правда. Уж как ликовал Гектор, когда ему удалось поджечь три корабля! Уж как потешался! А отступая, кричал: «Через три дня выходите в поле снова! А не выйдете, значит, вы — трусы и можете драться только за спиной Ахилла!» Я едва с ума не сошел от злости…

— Значит, завтра снова битва? — невольно встрепенувшись, воскликнул Ахилл.