Подвиги Ахилла

Женщина, та, что говорила, подбежала к нему, не замечая, что ее светлое покрывало соскользнуло на плечи, открывая чудесную головку, украшенную большим узлом волос цвета темной меди. Эта строгая прическа, подчеркнутая простотой небольшой серебряной диадемы, очень шла к прелестному, совсем юному личику двадцатилетней женщины, к ее нежной светлой коже, абрикосовому румянцу, к ее изумрудно–зеленым, большим загадочным глазам. Андромаха была среднего, скорее даже небольшого роста, и когда Гектор опустился на колени, она оказалась с ним вровень, когда же они стояли рядом, ее голова была ниже его груди. Тоненькая, хрупкая, вся будто светящаяся, она выглядела лепестком розы на его ладони. И в ее глазах, обращенных к мужу, было столько радости, восторга, детской неподдельной любви, что потеплело бы и самое холодное сердце, а сердце Гектора никогда не было холодным. Он тоже любил свою жену Андромаху, любил и безгранично верил в ее любовь. И это был тот случай, когда святому доверию мужчины ничто не угрожало.

— Пойдем, моя хорошая, — он обнял жену и ласково кивнул ее рабыне Эфре, в это время собиравшей в корзинку кувшинчики изпод масла и проса и лепестки с цветочных гирлянд, которыми они украсили алтарь и статую богини Афины.

Андромаха прижалась к мужу, обвив гибкой рукой его талию — как ни велик был Гектор, его талия была достаточно тонкой, чтобы молодая женщина могла его обнять.

— Что на стене? — спросила Андромаха, когда они вышли из храма. — Все ли сегодня в порядке?

— Как обычно, — ответил Гектор — Все как обычно, как все эти годы, и именно это плохо. Люди от этого дико устают. Идем, я хочу позавтракать с тобою вместе, а потом у меня много дел.

Глава 5

В одном из внутренних двориков огромного дворца царя Трои Приама, среди разбитого здесь крошечного садика, на невысокой каменной скамье сидела женщина. Жара заставила ее сбросить с плеч серебристое, расшитое тончайшим золотым узором покрывало и снять сандалии, оставшись только в белом платье из очень легкой, почти прозрачной ткани, без рукавов, с модным в Трое глубоким вырезом, перехваченным крохотной золотой застежкой. Это платье свободно облегало тело женщины, не скрывая, но подчеркивая точеные, совершенные линии ее фигуры. Она сняла и бросила на скамью возле себя и пять–шесть своих драгоценных браслетов, и золотую с лазурью диадему, вытащила черепаховые шпильки из своей прически, и волосы, цвета светлого золота, рассыпавшись, упали на спинку скамьи и свесились с нее до земли. Босые ножки женщина поставила на бортик небольшого, отделанного мрамором бассейна, в котором собиралась дождевая вода. Рабы часто и аккуратно чистили этот бассейн — вода была прозрачна, и дно блестело, играя солнечными бликами.

На поребрике, у самых ног красавицы, резвился маленький, белый как облачко, котенок. Женщина дразнила его, держа над ним свой пояс и подергивая так, чтобы кончик то опускался ниже, то взлетал вверх — и зверек прыгал, старясь его поймать, цеплял коготками, срывался, падал, иногда чуть не в воду, снова ловил и ловил… Кошки не считались в Трое священными, как в Египте, хотя мода держать их в богатых домах пришла именно оттуда. Не обожествляя кошек, их, тем не менее, любили и баловали, и подарить знатной женщине котенка считалось проявлением самого доброго отношеия.

Гектор вошел во дворик через внутреннюю галерею дворца и, остановившись в десятке шагов от скамьи, на которой сидела женщина, окликнул:

— Елена!

Она быстро обернулась. У нее было овальное лицо с высоким чистым лбом, идеальной линией тонких бровей и едва заметной переносицей. Брови и густые ресницы казались особенно черны на фоне светлой, как лепесток чайной розы, кожи. Что до глаз, то они были очень большие, почти неестественно большие, светло–голубые и прозрачные, как вода в бассейне.

Увидев Приамида, женщина поспешно приподнялась.

— Здравствуй, Гектор! — проговорила она смущенно.

Герой подошел к ней и сел рядом.

— Оставь свое покрывало, Елена. Ты не на улице, а дома, и мы ведь не чужие… Я не хотел тебя тревожить, но вот не могу найти Париса. Где он, а?

Елена чуть заметно пожала плечами, и ее лицо, и без того подобное мрамору, совсем окаменело.

— Не знаю. Я его не видела.

— И он не говорил тебе, куда пойдет? — уже почти резко спросил Гектор.

Женщина отвернулась, наклонившись, подхватила тершегося у ее ног котенка и прижала к груди, будто боялась, что сквозь ее плоть и тонкую ткань платья станет видно отчаянное биение сердца. Котенок запищал и вырвался — Елена стиснула его слишком сильно и, не желая того, причинила зверьку боль.

— Разве ты не знаешь, Гектор, что он давно уже не говорит мне, куда ходит и зачем? Спроси мужчин, они скорее знают.

— Мужчин? — у Гектора вдруг вырвался злой смешок. — Ну нет! Что делают мужчины и где их искать, я знаю и сам. Кто не на посту, тот в мастерских, либо на другой работе, либо отдыхает в своем доме, чтобы быть готовым работать или сражаться. Наш дом велик, и я думал, что ты, жена Париса, можешь знать лучше других, где твой муж. Если я ошибся, прости — обидеть тебя я не хотел.