Мичман Петров был занят тогда перевозкой на баркасе из Петровского в Николаевское продовольствия и товаров.
Таким образом, все члены моей экспедиции имели особые поручения. Последние были вызваны тем обстоятельством, что я не получил подкрепления ни командами, ни судами и поэтому не имел решительно никакой возможности распространять наши действия далее селения Кизи. В эту навигацию мне поневоле пришлось ограничиться весьма малым районом. Назначением экспедиций я имел в виду а) подготовиться к занятию Кизи и залива Де-Кастри как важных и ближайших к Николаевску пунктов, могущих служить опорными точками для дальнейших действий согласно упомянутому плану; б) распространить на этом пространстве наше влияние и гражданственность, что также необходима было для обеспечения наших действий; наконец, в) предупредить возможное покушение в навигацию этого года на этот край со стороны иностранцев.
Итак, в навигацию 1852 года я имел возможность сделать только подготовительные распоряжения для прочного нашего утверждения в северной части Приамурского края.
Отправив экспедицию 16 августа, я и сам отправился в Николаевск, где заложил флигель и казарму, в которые должны были перейти на зиму команды этого поста. В Петровском же в это время строился пакгауз.
К осени 1852 года в личном составе экспедиции числилось:
В Николаевском 25 человек
В Петровском 23 человека
В командировке с Орловым, Ворониным, Бошняком и Петровым 16 человек
ИТОГО 64 человека
При ней было: 3 пушки трехфунтового калибра, 2 пуда пороха, 2,5 пуда свинца и 60 кремнёвых ружей, из которых 20 были негодны. Затем палубный ботик в 29 футов (8,7
Таковы были наши средства к защите и передвижениям в крае, где, с одной стороны, мы были окружены местным населением, в несколько сот крат превышавшим нас численностью и способным восстать против нас при первом сколько-нибудь смелом и разумном к тому их подстрекательстве или при первом сколько-нибудь ошибочном или трусливом с нашей стороны шаге. С другой стороны, более двух миллионов маньчжуров могли легко по рекам Сунгари и Амуру выслать против нас такие силы, которые могли бы забросать нас шапками. Всякая надежда на помощь или на отступление была для нас невозможна. Ближайший к нам пункт Аян был отрезан от нас непроходимым тысячеверстным пустынным пространством.
При таком-то положении нам пришлось действовать и брать на себя всю тяжкую за то ответственность, какую, как мы видели, не решился взять на себя и генерал-губернатор. Если бы ещё при этом случилось нам потерять часть команды или возбудить неприятные столкновения, чего можно было ожидать каждую минуту, то нетрудно себе представить, как бы мы жестоко поплатились за смелые подвиги. Между тем, мы не только не были обеспечены материально, но нам отказали даже в священнике.
В 1852 году мы были как бы всеми забыты и отданы в жертву случайностям и голодной смерти. Поэтому всякий может судить, каково было тогда наше положение. Особенно тяжело было бедной жене моей, разделявшей наравне со всеми все трудности, опасности и лишения и имевшей больного ребенка, которому угрожала голодная смерть {Это была первая моя дочь Екатерина, которая умерла в скором времени от голода}, ибо жена сама кормить не могла, а кормилиц не было. Мне как отцу и начальнику, на котором за всех и за всё лежала полная ответственность перед Отечеством, конечно, было тяжелее всех. Убеждение, что действия наши клонятся к благу Отечества, единственно поддерживало в нас крепость духа, энергию и отвагу, столь необходимые при таких обстоятельствах. 24 августа на туземной лодке был привезён в Петровское совершенно больной приказчик Березин. Он сообщил, что заболел в селении Пуль, где туземцы и маньчжуры во все время его болезни весьма внимательно ухаживали за ним.