Подвиги Слабачка

Слабачка еле заметная тропинка Дорога в Дебри привела к лесу, который и был самыми непроходимыми дебрями. Хотел Слабачок не хотел, а пришлось ему на пороге леса ступить на Тропу Заблужденья. Тропа эта часто бывает не тропой, а тропкой и тропка та, и то, то была, то, то не была, то опять появлялась, то разветвлялась. И, если не по той тропке пойти, то в глушь можно было зайти, и обратно дороги и не найти. Плутал-блуждал Слабачок, да не долго, не до устали. Вот тропа, наконец, закончилась. Закончилась-то она закончилась, да только там, где кроме теней от густых ветвей да смрада от замшелостей ничего и не было. С трудом, глядя и бегая во все стороны, Слабачок всё же новую нашёл Тропу Заблуждения, надеясь, что она его наконец из лесных заблуд и выведет. Да только более узкая та тропа, сильнее петляющая и заметная менее. Слабачок шёл, рискуя не разглядеть тропы, свернуть с пути, заплутать и заблудиться.

Но вдруг лес неожиданно закончился. А прекратился он там, где начинался овраг, видимо этот, который всеядный. Долго спускался Слабачок в овраг, а потом ещё дольше и труднее поднимался, рискуя сорваться и быть засыпанным обвалившимися песка краями, или быть съеденным неожиданно появляющейся-раскрывающейся Овражьей Пастью, ещё Пасть-Трещиной зовущейся.

Пока спускался, миновала его Пасть Овражъя, видимо, то ли проспала, то ли о своём о чём о вкусном задумалась. Но, как только Слабачок подниматься стал, треск громовой раздался. Разорвала чертой тонкой изломанной трещина на зубы акульи похожая, дно оврага на бездонье. И черта эта зубчатая на глазах утолщалась – пасть раскрывалась. Пасть раскрывалась, а пропасть вздрагивала. Вот-вот вздрогнет, а Слабачок не удержится и покатится тогда. В пропасть провалится. Вот тогда пропасть-пасть и закроется. А Слабачок, хвастунишка-врунишка, так и сгинет.

Но, посмотрев вниз на зубы пропасти, муравьишка не испугался, с оврага не сорвался, с песком спадающим не укатился, а топ-топ-топ и на поверхности ровной очутился.

А там новая тропа, то вверх ведущая, то вниз. А он и отдыхать не стал даже. И привела та тропа к Брызго-реке.

Узка была река. Мелка была. Средь камней бежала. Брызги во все стороны кидала. Брызгами сбивала. И с собой уносила. Брызго-рекой и звалась потому. И управы на неё, кажется, и не найтись.

А оказалось, ту реку перейти можно… По Смех-Прутику. Лежит себе прутик, когда его никто не трогает, по нему никто не бегает, и лежит себе, как змея прямая на отдыхе растянувшаяся. А стоит на него кому-нибудь наступить, так так Смех-прутику становится щекотно, что Смех-прутик от щекотки весь дрожит-дребезжит, да так, что на нём никак не устоять, и идёт визжать-хохотать, что ушам не сдобровать. А Слабачок возьми сразу да и прыгни, и побеги по Смех-прутику. Задрожал-заверещал Смех-прутик, аж птицы разлетелись, что в речку сам вот-вот плюхнется и в речке заплещется.

Но удержался малыш на Смех-прутике качалке-дребезжалке, как Злючка-Липучка, как Пиявка-Приставучка! Как брызги ни летали, как сбить Слабачка в воду ни обещали. Но и брызгами в воду не столкнулся, с брызгами в речку не улетел, ими не утащился, хотя и измочился.

Вот так, еле-как, Слабачок речку предолел и перед холмом очутился. Высокий был холм, как гора почти, Горой и звался. Перешёл Гору-Холм – поднялся и спустился. И тогда увидел то, что искал: вот оно – Поле Глыб. Было поле это ровно-неровным, потому что его ровные части были наклонены в разные стороны: то влево, то вправо, а то и вперёд, а где и назад. И на этих наклонных по-разному равнинах, на горячем блестящем песке лежали огромные Камни-Глыбы. Равнины наклонены сильно очень были, но камни не скатывались. Пройдя с трудом через всё Поле Глыб, он оказался на Побережье Глыб перед прудом булькающей красно тлеющей грязи – перед Огненным Болотом, перед Источником Безбрежного Жара, перед Жар-Источником! Его булькающая тлеющая грязь была раскалённой магмой вулкана.

Чем ближе Слабачок подходил к Огненному Болоту, тем становилось действительно всё жарче и жарче. Слабачок взял один из камней, размером с муравья, и бросил в это Болото Огня. Камень пролетел расстояние с десяток муравьёв и упал, вляпавшись в раскалённую грязь и разбросав раскалённые брызги во все стороны. Постепенно жарко тлеющая топь начала камушек засасывать. И, когда камушек уже наполовину скрылся в лаве, из него вдруг появилась страшненькая рожица угрожающая и визжащая, лапками машущая. Камушек с ужастиком вдруг сам вспыхнул ярким пламенем, плавясь и превращаясь в ту же самую огненную жижу, в которой и оказался. «Неужто зло жило в камушке? Я победил маленькое зло?» – подумал Слабачок.

Чтобы самому не стать ярким пламенем, Слабачок поспешил с огненного болота уйти. Еле удерживаясь на наклонных равнинах, он не спускал с огромных глыб глаз, удивляясь огромности этих камней.

– Ооо! – невольно вырвалось у него. – Как же рождаются такие гигантские камни?!

Но снующие то там, то тут немногие местные муравьи спешили по своим делам и ни на что, что поражало Слабачка и удивило бы любого, не обращали никакого внимания.