Подземелье ведьм

Листья раздались, и на поляну вывалилось чудовище, вид которого неизбежно должен вызвать отвращение у любого нормального человека.

Я отшатнулся от громадной, толстой, метра в полтора длиной, а толщиной в человеческий торс, мохнатой гусеницы, поднявшейся на задние ноги и шевелящей перед блестящим панцирным животом несколькими парами снабженных когтями передних лап. Глаза этого существа были стеклянными, большими и неподвижными.

Я отшатнулся, но не убежал.

— Вам страшно? — спросила гусеница. — Но я совершенно безобиден.

— Я знаю, — сказал я. — Это от неожиданности. Я и не знал, что вы бываете таким большим… то есть я не знал, что вы умеете говорить! Черт побери…

Ползун опустился, как бы садясь и изгибая в мою сторону нижнюю часть тела.

— Вы меня не боитесь, — сказал он утвердительно. — Вы меня знаете?

— Так вы же ползун! — сказал я.

— Нас так называют здесь, — согласился ползун. — Но я здесь один и я убежден, что мы с вами раньше не встречались.

— А я и не говорю, что встречались, — сказал я. — Только вы ползун, и я никогда не подозревал, что ползуны разумные. Мы же вас тысячами на переработку пускали!

— Что вы сказали?

— Я работал раньше, — сказал я, — на кондитерской фабрике. Там убивали таких, как вы, маленьких. Только я не убивал — я грузил в контейнеры.

— Вы там были! — Голос ползуна поднялся до крещендо. — Вы это видели!

— Но ползуны несознательные, неразумные, — сказал я. — Я это видел. Я знаю.

— Вы там были! — простонал ползун.

Он был мною недоволен.

— А вы там тоже были? — спросил я. — И убежали, да?

После долгой паузы ползун сказал:

— Да.

— А почему вы разумный, а они нет?

— Скажите. — Ползун отвернул голову от меня и стал столбиком, опираясь о землю двумя парами крепких, широко расставленных лап. — Скажите, а если вы родите маленького человека, совсем маленького, и сразу отнесете его на кондитерскую фабрику, он будет разумным?

— Это ваши дети?

— Это совсем маленькие, — сказал ползун. — Они еще не умеют говорить. Они еще не умеют думать. Им надо жить четыре года, пять лет, чтобы научиться говорить. Вы теперь понимаете?

— Так что же, получается, что спонсоры едят ваших детей?

— Вы тоже едите чужих детей, — сказал ползун невесело. — Вы едите рыб и животных, вы едите яйца птиц, которые еще не умеют говорить.

— Но мы не едим тех, кто разумный.

— А никто не знает, что маленький ползун будет когда-то разумным. Этого никому не говорят. Даже большинство спонсоров об этом не знают. Есть инкубаторы, в них выводят маленьких. Потом их немного растят. Потом их убивают. Это очень полезная пища, спонсоры ее кушают, но они не знают, что они кушают.

Я верил этой гусенице и не боялся ее. Но я же кидал убитых ползунов в контейнеры!..

— Вы не виноваты, — сказал ползун. — Вы не знали. Спонсоры кушают всех. Они кушают вашу планету, они кушали нашу планету.

— Но матери… где матери малышей?

— Мне сложно объяснить систему размножения, — сказал ползун. — Это надо изучать. Если интересно, я потом расскажу.

— Значит, взрослых ползунов здесь нет?

— Взрослый — я, — сказал ползун. — Они завозят сюда оплодотворенную икру — это экономично. И никто не знает.

— Но зачем? Разве на Земле мало пищи?

— Есть пища, а есть оптимальная пища, — сказал ползун, покачиваясь, как кобра, желающая нанести укус. — Наши дети — идеальная пища. Теперь ее потребуется больше. Людей станет еще меньше, а такой пищи надо больше.

— Вы знаете, что людей будет меньше?

— Я немного знаю.

— А почему вы здесь?

Живот у ползуна был хитиновый, блестящий, словно рачий хвост. А на боках и спине росла торчком шерсть. Ползун был некрасивый и даже страшный. Но я привык к ползунам. К тому же если чудовище с тобой разговаривает и даже жалуется тебе — трудно его бояться.

Ползун не хотел отвечать на мой вопрос. Если бы его глаза не были неподвижны, я бы сказал, что он рассматривает травинки.

— Я иду, — сказал ползун наконец.

— Неужели? И куда же вы идете?

— В Аркадию, — сказал ползун.

Это слово мне ничего не говорило.

— Где эта Аркадия? — спросил я.

— Далеко, — сказал ползун.

— Вы пойдете со мной? — спросил я.

— Куда?

— Я тут недалеко живу. Там мои друзья.

— Я не отвечу, — сказал ползун.

— Вместе лучше, — сказал я.

— Вместе лучше, — как эхо ответил ползун, но не двинулся с места.

— Вы идете?

— Нет, извините, — сказал ползун и опустился на лапы, превратившись в самую обыкновенную, правда, крупную гусеницу.

— Я пошел, — сказал я.

Ползун начал отходить от меня задом наперед.

Я подумал, как же он не доверяет людям — всем, потому что на нашей планете убивают его детей.

— Тогда счастливо оставаться, — сказал я, хотя расставался с ним с сожалением. Любое существо, встреченное мною, что-то может рассказать. И ползун тоже, ведь где-то он скрывался, сбежав с кондитерской фабрики, в чем я почти не сомневался, где-то научился русскому языку, зачем-то попал в этот лес, кого-то ждет…

Ползун скрылся в зарослях, я не преследовал его. Я повернулся и пошел прочь из леса. Сзади было тихо.

Я вышел к роднику, а от него, напившись, пошел к храму.

Пройдя несколько домов, я остановился.