Подземные воды

Полгода назад дяди не стало. Причём вовсе не из-за диабета. К чему были все эти годы страданий и борьбы с болезнью, операции, инсулиновые шприцы? В какой-то момент Жизнь отвернулась от него, может, чтобы своим выдохом расправить лёгкие недоношенного новорождённого, или задержалась на несколько секунд, умиляясь, как слепые котята тычутся розовыми носами в пушистый живот матери-кошки в поисках вожделенного молока, как бы то ни было, её вредная сестрёнка на мгновение перехватила инициативу, но этого хватило. За считанные дни дядю свела в могилу, непонятно откуда взявшаяся неоперабельная глиобластома.

– Я сейчас буду говорить о банальных вещах, но ты всё-таки послушай человека, который теперь смотрит на эти банальности под абсолютно другим углом, нежели ещё пару месяцев назад, – говорил дядя Влада незадолго до того, как лёг на операционный стол, с которого уже не поднялся. – Когда узнаёшь, что жизнь висит на волоске, и он вот-вот лопнет, начинаешь испытывать горькое разочарование.

– Задумываясь о прошлой жизни, чем лучше не заниматься для собственного спокойствия, – уточнил дядя, хохотнув, но тут же снова посерьёзнел, – я понял, что большую часть отведенного мне времени утекло в пустоту… из-за лени, страха и собственной глупости. И винить здесь некого, кроме самого себя. Наверно, если бы я точно знал дату своей смерти, то вряд ли с такой же лёгкостью прожигал дни, с чувством обманчивой неизвестности, мол, да что со мной может случиться, ещё всё успею. Если бы я знал… Я распланировал бы каждый год, чтобы ни одна минута не проскочила мимо. Я прожил бы жизнь достойней. Не откладывал бы мечты на завтра. Мне осталось недолго и я понимаю, что толком ничего не успел. Если бы я знал… – он закашлялся. – Как много «бы»… Не повторяй моих ошибок. Незнание не даёт право на безделье. Помни о смерти. Пусть ты сейчас даже приблизительно не знаешь дату своей кончины, но смысла нет спорить с тем фактом, что с каждым днём она неумолимо приближается. Поэтому живи всласть, но помни о смерти. Уж она-то точно помнит о каждом из нас.

Влад активно кивал и поддакивал, старательно отводя взгляд от знакомого с детства, теперь жутко изменившегося, осунувшегося лица с запавшими глазами, но до конца осознал смысл дядиных слов, только глядя, как горсть земли с его ладони ссыплется на крышку гроба. Его жизнь песочные часы, которые никто не перевернёт, когда песок стечёт на дно. И даже в те моменты, которые выпадают из его памяти или смешиваются с хмельными наваждениями, песок не перестаёт сыпаться.

***

Больше никто не держал Рокота в этом пыльном городском мире. Дядя был последним. Когда Владу исполнилось десять, отец ушел из семьи, оставив несмышленого отпрыска на растерзание психически неуравновешенной матери. С ней невозможно было долго находиться наедине, но и деться из тесной однушки маленькому Владу было некуда. Вечные упреки, скандалы, заламывание рук и наигранные слезы сводили с ума. Порой мать била его из-за всякой ерунды. Однажды она увидела, как он смывает гречневую кашу в унитаз. Каша была подгорелая, несолёная и в целом отвратная, но недоеденной её оставлять было нельзя. Это спровоцировало бы новый скандал на тему: “Свинья не благодарная! Мама горбатится у плиты весь день, а ты, скотина, не жрёшь!” Конечно, никто у плиты не горбатился. Ели они в основном консервы и быстро приготовляемую пищу. Даже эту гречу, нужно было просто залить кипятком, накрыть крышкой и вуаля, через пятнадцать минут чудо-кашка готова, но и её мать умудрилась испортить. В тот раз она разбила ему нос, ударив наотмашь тыльной стороной ладони. Потом ещё долго Влад ходил с синяками под глазами, терпя издёвки и насмешки одноклассников. Порой ему хотелось сбежать из дома. Но голос разума каждый раз отговаривал его и просил ещё немножко потерпеть. Или это трусость и страх неизвестного заставляли его ждать, но в любом случае Влад дождался – поступил на физмат в политехнический государственный университет. День зачисления, наверное, стал лучшим за всю прожитую им жизнь. Он собрал все свои вещи, которые уместились в школьный рюкзак, и переехал в университетское общежитие. К матери он больше не вернулся. Она не стала его искать, да и он ни разу не ощутил уколов совести или тоски по дому. Обоих устраивало такое положение дел. Рокот даже не знал, жива ли мать сейчас.

Отца Влад простил. Он понял, почему папа оставил его. Прочувствовал причину на собственной шкуре. Они встречались несколько раз. Нельзя сказать, что завязались, какие-то дружественные отношения, но, по крайней мере, они общались. У отца появилась другая семья, от которой он успешно скрывал штамп в паспорте и наличие сына. Рокоту он прямо сказал, что не может часто с ним видеться, чем впрочем, вовсе не огорчил сына.

Друзей у Рокота не осталось. Ту парочку забулдыг, с которыми он несколько раз выпивал в баре трудно было назвать даже знакомыми. Задаваясь вопросом: “А были ли у меня когда-нибудь настоящие друзья”, – он не мог дать стопроцентный утвердительный ответ.