Подземные. Жив

– Ну-ка давай ходу, – грит мой братец, да опять меня хвать себе на закорки, как днем тогда, и мы назад такие глядь на мелюзгу в окошке, а они жалкие такие, на нас смотрят, что от-от разревутся, знашь, и братец мой это знат и грит: – Не плачьте, мелюзга, птушта Жив да я к вам завтра еще придем или через год и отлично, здорово повеселимся, и на речку пойдем рыбу удить, и конфекты есть будем, и в мяч покидаем, и будем байки друг дружке травить, и на дерево залезем, и публику внизу испужаем, и все такое заковыристое делать будем, вы тока погодите чутка, вот увидите, слышьте меня?

– Да-с, – грит Джонас, а кроха Хенри за ним:

– Дассс, – а крошка Уиллис такой:

– Угу, – и тута-то мы такие с братцем моим и пошли, через гумно и за забор, да в леса – и ни звука при этом. Ухууу! Пошли – от и дело с концом.

Глава 7

Мы едем в город

Деда, ночь была темней некуда, птушта луну тучи закрыли, как тока мы с братцем до лесов дошли, а луна та была всево-то хилый банан и высовывала, чахлая да немощная промеж туч, када вообще себя казала. Да и холодно стало, я уж точно весь озяб. Так прикидваю, это буря шла меня согреть, птушта мне как-то уж не так хорошо было, как када мы начали. Похоже, я что-то забыл сделать, или принести что-то с задов дома тетки Гастоньи забыл, но тока ничё таково тама, видать, наснилось мне просто. Боженька, и чё это ради мне наснилось такое, чтоб я эдак разошелся? А за лесами да в темнотище тама – вона поезд едет, да тока дюже далеко он, птушта мы с братцем ево услыхали, тока када ветер задул, слышим: вууу – долго так, затянуто да прочь отлетат, звук такой, что кабутто рвется до гор долететь. Шшух! холодно стало, да чудно́ так, да черно. А братец мой – ему хоть бы хны.

Нес он меня сколько-то по лесам, а потом наземь поставил и грит:

– Уф, пацан, всю дорогу до Нью-Йорка я тебя не понесу, – и потопали мы с ним, покуда на кукурузное поле не вышли, а тама он грит: – Во, ты уверен, что нормалек итти сможешь, раз так болел, как болел? – я ему:

– Да-с, меня знобит чутка тока, – и дальше иду.

Братец мой грит:

– Я первым делом пальто тебе добуду, – а потом грит: – Залезай, малец, – и опять меня на закорки себе взвалил да глядит на меня эдак краем глаза. – Послушь-ка меня, Жив, – грит, – ты ж сам собой совсем уверен, что тебе охота со мной итти, правда ж? – а я ему:

– Да-с.

– Ну а чего тогда ты мне сэркаешь, коли знаешь, что я тебе брат?

– Да-с, – грю я и тута же спымал себя и грю: – Да-с, братец, – а дальше и не знаю, чё сказать. Ну, я так прикидваю, что напужался чутка, птушта я ж не знаю, куда мы идем и что со мной станется, када мы туда дойдем, коли вообще дойдем, а спрашивать братца мне как-то не с руки, раз уж он приехал меня забрать, такой довольный и радый, и все такое.

– Слышь, Жив, – грит он, – ты со мной только не спорь, пока домой не доберемся, да зови меня Дылдой, как все прочие зовут, слышь?

– Да-с, Дылда, – грю я, а потом себя опять спымал да грю: – Да, Дылда.

– Ну вот и пожалте, – смеется он. – А теперь скажи-к, видал ли ты того черного кота на дереве там, у Джелки, на кого все псины у них гавкали? Я его туда сам посадил, чтоб собаки на меня ноль внимания, и уж как он там фыркал, да и отвлек их на себя будь здоров и удачу нам спроворил тот старый черный кошак, а? Эй, гляди-к! – грит Дылда дереву и от нево увертывается, да нырк за нево, и как давай на нево гавкать, а потом такой: – Фссст! – как кошак, и мы оба с ним давай хохотать. От он какой был, деда.

– Пацанчик сердешный, – грит и вздыхат, а потом меня повыше на закорки вздерг. – Ты, видать, так же всего боишься, как любой взрослый. Совсем как дядя в Библии: грит: «Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле»9. Тебе ж еще и одиннадцати лет нету, а уж знаешь про такое, я и не подумаю, что нет. Ну, я вот нагрянул и настоящего скитальца из тебя сделал. – И мы дальше пошли, а потом видим – огни города впереди, и он уж ничё больше не грит. Тута мы и на дорогу вышли.

– Так, я теперь скажу тебе, куда мы идем, – братец мой грит, кабутто в уме у меня прочел да увидал, что́ тама в нем за хлопоты, и грит: – Тогда мы прекрасно поймем друг дружку и станем друзья, чтобы в мир вместе выйти. Как я про деду твоего услыхал, так и понял сразу, что за беды да стыд на твою голову свалятся, Жив, и Шиле грю, это жена моя, она теперь будет тебе новой мамой, и она со мной согласилась и грит: «Ступай забери эту детку-бедолагу». Ну, – грит он, – Шила шибко славная женщина, сам уже скоро увидишь. В общем, вот я за тобой и приехал сюда на Юг, птушта я теперь у тебя одна только родня осталась, и ты у меня одна родня, детка. Так а ты знаешь, чего это мистер Отис отдал деде Джексону ту лачугу и тот кусок земли, где ты родился? – и чего это мистер Отис хотел тебе сегодня помогать?

– Нет-с, Дылда, – грю я, и уж такая охота мне стала про это все услыхать.

– Потому что деда твой родился рабом, и дед мистера Отиса им когда-то владел, ты этого никогда не знал, верно?