Аграт оглянулась, красиво изогнутые брови приподнялись в наигранном изумлении:
– А в самом деле… Тихий, как мышонок. Говоришь, он хороший боец?
– Хорошие не бахвалятся, – заметил Азазель. – Он вообще хорош. А как он тебя раскусил?
Аграт сказала ревниво:
– Просто угадал.
Азазель посмотрел на нее с интересом:
– Правда? Мне случалось видеть мудреца, сболтнувшего глупость, а вот дурак, случайно брякнувший слова мудрости, еще не встречался.
Она наморщила нос:
– Михаил мудрец? Не смеши.
– Михаил постоянно учится, – сказал Азазель серьезно. – И быстро. Такое вот у людей свойство.
Она буркнула:
– Все равно не понимаю, зачем Господь уделяет ему такое внимание.
– Бог, которого можно понять, – пояснил Азазель, – уже не Бог.
Она сказала независимо:
– Я наслушалась там, в своем уровне, как Он наказывает тех, кто ослушался Его воли. Но что-то не заметила, чтобы люди стали лучше.
– По тем, – сказал Михаил, – что попадают к вам, трудно судить о всех людях. Есть и те, кто попадает в другое место.
Она фыркнула:
– Разве в ад идет не большинство?
Михаил смолчал, нет желания спорить с женщиной, вместо него миролюбиво ответил Азазель:
– Человечество составляют не большинство, а лучшие. Конечно, их меньшинство. Но это они человечество. Остальные… так, шлак. Дрова для котлов в аду.
Аграт фыркнула и отвернулась, Бианакит начал вытаскивать из рюкзака сухой паек, что оказался совсем не сухим, но, почему так называется, Михаил ломать голову не стал, у людей слишком много непонятного и нелогичного, хотя вот Азазель уверяет, что в этом залог их прогресса.
Азазель кивнул Михаилу в сторону Аграт.
– Если женщина поворачивается к тебе спиной, похвали эту спину – и женщина с тобой примирится.
Аграт с кислой миной рассматривала продукты, что выложил на чистую тряпицу Бианакит.
– И это все? И как такое есть?
Азазель сказал нравоучительно:
– Ни один человек, любящий свое горло и свой желудок, не произвел ничего истинно прекрасного. Только вот такие аскеты и пуританисты, как мы с Мишкой, творим историю и новый дивный мир!.. Так что лопай, что дают. А то бросим тебя здесь, а ночью придут злые мыши и утащат в норку.
Он первым взял ближайший к нему огромный бутерброд, Бианакит налил в пластиковый стакан из термоса горячий кофе и так же молча протянул Азазелю.
Аграт начала есть молча и почти смиренно. Ее возвышенные вкусы не оценили, у мужчин свои правила, но мир принадлежит пока что им, хотя уже и не полностью, так что пока лучше не выказывать характер, время придет.
Когда после трапезы Азазель и Бианакит молча удалились в сторону темных кустов, Аграт вытерла блестящие от жира губы рукавом, оглянулась на Азазеля, тот вскоре исчез за неплотными зарослями, сделала печальный вид, но не смогла в нем удержаться и поинтересовалась прежним вызывающим тоном:
– Я что, такая тебе противная? Почему? Давай, оправдывайся!
Михаил ответил с неловкостью:
– Ты хороший товарищ, но я же сказал, у меня есть девушка.
– И что? – переспросила Аграт. Она рассматривала его совсем не по-женски, в упор и оценивающе, как раба на аукционе. – Она там, ты здесь. И я здесь. Тебе же нужно удовлетворять мужские потребности?..
– Это не мужские…
– А какие?
Он нехотя пробормотал:
– Скотские… Ладно, скажу точнее, того существа, каким был человек до момента, когда Создатель вдохнул в него душу.
Она уточнила:
– Но ты же человек? Значит, наполовину скот.
– Я выдавливаю из себя скота, – пояснил он и сам ощутил, что получилось как-то неестественно высокопарно.
Она наморщила нос:
– А не проще, как говорит Азазель, бросить этому скоту клок сена или мяса, и пусть заткнется? Скота тоже кормить надо.
– Не стану, – огрызнулся он. – Тогда он вовсе на голову сядет.
– Но мы еще не скоро вернемся в город, – напомнила она. – А сейчас ты здесь… и я здесь.
– Я подожду, – ответил Михаил с еще большей неловкостью, – когда мы с нею встретимся.
Она сказала высокомерно:
– Не понимаю… Разве она обидится? Это же для мужчины так естественно.
– Дело не в ней, – сказал Михаил и ощутил, что оправдывается, словно она права, а он что-то хитрит и выгадывает. – Дело во мне. Я не считаю, что так честно… Я же не Азазель, в смысле не козел.
Она сказала с твердостью в голосе:
– Так и скажи, что я тебе противна. А что во мне так не нравится? Сиськи не такие?.. Я вся не такая, да?.. Скажи, что не так. Может, жопу приподнять? Чтобы точно под твои ладони?.. А если вот так… посмотри? Или вот так?
Михаил ощутил, что краснеет, отвел взгляд. К счастью, из темноты раздались приближающиеся голоса Азазеля и Бианакита. Михаилу даже почудилось, что Азазель говорит нарочито громко, чтобы услышали издали, и он тут успел надеть штаны, если застесняется своей приземленной человечности.
Они вошли в круг света. Азазель уже зевает во весь рот, Бианакит молча бросил плащ на землю и лег навзничь, опустив ладонь на рукоять пистолета в кобуре. Азазель кивнул Михаилу:
– Спи. Утром короткий марш-бросок, и мы на месте.