Поджигатель планеты (Пылающий остров - 2)

Да, Ганс Шютте смотрел именно на ветер, на воздух, на морскую смесь кислорода и азота, которую с легким гудением продолжал вдыхать.

Вдоль палубы, постукивая косточками пальцев по деревянной обшивке, опустив голову с торчащей шевелюрой, шел невысокий человек.

Шютте вытянулся и громоподобно приветствовал его.

Тот поднял усталое лицо с остренькой черной бородкой, молча кивнул.

Удаляясь, он продолжал постукивать пальцами о стенку. Если переборка в каком-нибудь месте кончалась, он не обращал на это внимания, продолжая выстукивать свою дробь в воздухе.

Когда, три раза обойдя палубу, человек этот наконец заметил, что у перил стоит не кто иной, как Тросс, он остановился.

- О, мистер Тросс! Не могу отделаться от ощущения нереальности всего, что происходит со мной, с нами...

- Тем не менее это вполне реально, - отозвался Тросс. - И вполне реально следом за нами идет караван кораблей во главе с "Голштинией" с людьми и грузами. Через десять дней они будут здесь.

- Я часто вспоминаю о нашем разговоре на закате... и стихи вашего поэта. Почему вы сказали тогда: "В сто тысяч солнц закат пылал"?

- Потому что, профессор, вижу две стороны применения вашего открытия... Не только вездесущее топливо, но и вездесущий огонь...

- Он не может быть вездесущим, мистер Тросс, пока я один владею "воздушной спичкой". Меня не так-то легко заменить. Ведь потому я и здесь, в этой экспедиции, которую хочу контролировать.

- Вы не сможете контролировать всех действий Вельта. Если бы вы, проф, доверились мне, я сумел бы укрыть и вас, и ваш секрет от любых глаз.

- Вы хотите, чтобы я открыл его вам?

- О нет! Я не специалист.

- Я бы очень хотел довериться вам, Тросс, но... мне нужно сделать для этого последнее усилие. Ведь вы доверенное лицо мистера Вельта. Не так ли?

- Очевидно, мистер Вельт уже сделал то усилие, которое вы лишь хотите сделать.

- И он доверился вам?

- Потому я и беседую с вами на его яхте, близ его острова, очень далеко от него...

- Но можем ли мы с мистером Вельтом доверять одному и тому же лицу? вкрадчиво спросил Бернштейн.

- Вы сможете это сделать, если будете знать больше мистера Вельта.

- Я бы этого очень хотел.

- Поверьте для начала в то, что у меня найдется средство сделать вас недосягаемым для всех.

- Для всех? Но я-то хочу служить всему человечеству!..

- Человечеству вы и будете служить, это я вам гарантирую.

- Как имя поэта, который писал о закате?

- Маяковский.

- Поляк?

- Нет, русский.

- Вот как? - удивился Бернштейн и проницательно посмотрел на Тросса, потом вежливо раскланялся с ним и снова пошел по палубе.

Тросс настороженно смотрел ему вслед. Профессор, заложив одну руку за спину, другой задевая за все попадающиеся предметы, продолжал свой путь, опустив в глубокой задумчивости лохматую голову.

Ганс Шютте наблюдал за Бернштейном и Троссом, который остался стоять на своем месте.

- Обрабатываешь? - усмехнулся Шютте. - Ну, давай, давай, обрабатывай, обрабатывай. Это по твоей, а не по моей части.

До Ганса Шютте донесся раскатистый хохот матросов. - Он резко обернулся и прислушался.

- Пусть проглочу я морского ежа и он начнет во мне кувыркаться, если я не второй раз в жизни отправлюсь в такой проклятый рейс! Первый раз моим единственным пассажиром тоже был профессор. Он нанял мой моторный бот в Ливерпуле для увеселительной прогулки. Уплывали мы очень весело, тайком, ночью... и увеселялись до самой Арктики...

Ганс приблизился на несколько шагов:

- Эй, дядя Эд! Что вы тут врете про Арктику и ливерпульского профессора?

- Пусть язык мой заржавеет, как старый якорь, если вру, мистер Шютте! Мне очень не хотелось отправляться в рейс с одним-единственным пассажиром. Я знал, что у моего отца, старого шкипера, именно такой рейс и был последним. Однако мистер Вонельк заплатил мне вперед хорошую сумму, на которую можно было купить не одну бочку рому. А я в конце концов свободный моряк... свободный от лишних денег.

- Вонельк? - переспросил Шютте. - Англичанин?

- Нет, американец. Но он незадолго перед тем получил английское подданство. Кажется, как он говорил, это было нелегко. Будь я колесом на ухабистой дороге, если тут обошлось без дипломатических нот! Этот профессор Вонельк был ценной штучкой, что-то он знал такое, о чем стоило спорить дипломатам. В конце концов его уступили, как племенную лошадь.

- Вонельк? - глубокомысленно повторил Ганс. - Куда же вы его прокатили на боте?