Поджигатели (Книга 1)

Злоба на рыжего жеребца, на собственную оплошность в самом начале скачки, на публику, отвлекшую его внимание в тот момент, когда он должен был сосредоточить его только на коне, на весь мир, помешавший ему взять приз, беспросветная темная злоба на всех и вся вылилась в этот момент в жестоком ударе хлыста, которым он наградил Барбароссу. Еще и еще.

От того, что он чувствовал бесполезность этих ударов по коню, который уже ничего не мог дать, бессильная злоба Отто делалась все более слепой. Он бил коня больше от бессильного отчаяния, нежели потому, что рассчитывал привести его к финишу раньше других.

Одна за другою его обходили лошади. Он утратил уже второе место; вот исчезла надежда на третье...

В ярости, застилавшей глаза и лишавшей слух обычной остроты, Отто не замечал, что жестокие удары бычьих жил рвут тонкую кожу на плечах Барбароссы, не видел, что кровь струится по ногам коня; он не различал свистков и криков негодования, несшихся со зрительских трибун.

Не принимая участия в традиционном параде участников скачки перед трибунами, Отто последним усилием прогнал своего жеребца прямо к конюшням, соскочил с него и, не взглянув на него, не заходя в ложу Вельчека, уехал с ипподрома.

Тем временем в ложе Гевелинга дамы старались утешить бившуюся в искусно разыгранной истерике Мелани. Когда, по ее мнению, публика получила ту меру ее огорчения, какая приличествовала случаю, Мелани уехала, успев назначить свидание Монти.

За час до того, как к ней в отель должен был приехать Монти, Мелани приняла Леганье. За низенькой стеклянной ширмой, закрывавшей генерала, Мелани одевалась со свободой женщины, привыкшей к мужскому обществу во всяких обстоятельствах.

То, что она говорила своему бывшему начальнику, мало вязалось с легкомыслием обстановки:

- Разумеется, вы знаете, о чем Гамелен говорил сегодня с сэром Генри... Речь идет о подготовке самого настоящего похода против России. Нас, разумеется, интересует все, что относится к южной части этого плана, - нас интересует Кавказ, - быстро говорила она сухим деловым тоном. - Сэр Генри обещал свою поддержку в Англии. Мы проведем там необходимую работу. Но для того, чтобы ее вести, я, то-есть мы, должны быть уверены в не целесообразности.

- В этом вы можете не сомневаться, - сказал Леганье, забавлявшийся тем, что пускал волчком пенсне по круглому столику, на фарфоровой доске которого был изображен император Наполеон. - Кавказ - это Баку. Баку - это нефть. Нефть - это богатство. Кто-кто, а уж вы должны это знать.

Забыв о том, что она еще только наполовину одета, Мелани вышла из-за ширмы и, пристегивая подвязку к чулку, наставительно проговорила:

- Нефть - это богатство для тех, кто ею владеет. А бакинской нефтью в глазах Европы до сегодняшнего дня владеют господа Манташевы, Лианозовы и прочие...

- Довольно устарелые взгляды, - сказал Леганье, пересаживая пенсне со стола на нос. - Несмотря на некоторую полноту, вы сохранили стройность ног...

Мелани не обратила внимания на слова генерала, словно они относились вовсе не к ней, и продолжала:

- Сэр Генри не позволит себе обойти законные интересы русских держателей, если кавказские источники перестанут быть собственностью Советов...

- Согласитесь, что только французы с их пониманием женской красоты могли выдумать такую деталь туалета, как этот удивительный чулок, не правда ли!.. Так чего же вы хотите от меня: чтобы я уничтожил русских держателей бакинских бумаг?

- Зачем столько крови?! Мы не в опере. Проще уничтожить бумаги, чем их держателей.

Леганье рассмеялся:

- Вы рассуждаете, как героиня детективного романа.

- Если вы хоть раз поступите, как герой хорошего детективного романа, в этом не будет ничего плохого, - она накинула, наконец, платье. - Чтобы нам не мешала камеристка, займитесь ее делом, - с этими словами она повернулась спиной к генералу, и он принялся старательно застегивать крошечные, ускользавшие из-под пальцев, крючки. А она с живостью продолжала: - Что вам стоит, как начальнику разведки, произвести обыски у тех, кто еще хранит этот старый хлам - русские бумаги? Пусть их, хотя бы по ошибке, изымут. Прежде чем будет обнаружено, что это всего-навсего старый, никому ненужный хлам, опрометчивый чиновник вашего бюро может сжечь все бумаги. А потом этого дурака посадят в тюрьму. Это утешит пострадавших.

- Вы настоящая прелесть, дорогая, - восторженно проговорил Леганье, прикасаясь губами к оставшемуся неприкрытым тканью плечу Мелани. - Такая авантюра не приходила в голову даже мне.

- Тем хуже для вас.

- Но не воображайте, что ее легко осуществить. И нужно еще посоветоваться с юристами: может ли уничтожение бумаг уничтожить и самое право держателей на их собственность?

- О заключении юристов позаботимся мы. А ваше дело - не давать остыть пылу Гамелена и позаботиться о том, чтобы Кавказ перестал быть коммунистическим.

- Сущие пустяки пришлись на мою долю, - иронически проговорил генерал.