...А теперь еще несколько комментариев к произведениям Анатолия Наймана.
Прозу Наймана, как романы, так и мемуар, я читала с большим интересом. Автор повествует о людях, многих из которых я хорошо знала, а некоторые были моими друзьями. Одни из них фигурируют под своими именами, других, особенно, с его точки зрения, «омерзительных», – Найман закодировал. Это у него такой литературный прием завелся.
Например, близкий друг, описанный в качестве исчадия ада в романе «Б. Б. и др.», фигурирует под инициалами Б. Б., а сам автор «раздваивается». То он лично Найман, то, для удобства «полива», – Александр Германцев.
В произведении «Славный конец бесславных поколений» один из персонажей – в прошлом его самый близкий друг – скрыт под инициалами М. М. Есть и другие примеры.
Тем читателям, которые не знакомы с прототипами, безразлично, является ли Б. Б. на самом деле М. Б., а М. М. – Е. Б. (Расшифровка этих загадок через 30, 50 или 100 лет потянет на диссертацию будущему слависту.)
Зато друзья этих прототипов получили полное представление о благородной, христианской душе автора.
Эссе «Великая душа» произвело на меня особенно удручающее впечатление. На третьей странице нам сообщаются слова Анны Андреевны: «Вы не находите, что Иосиф – типичные полтора кота?» По тому, как Найман относится к своему герою, это эссе, прикрывшись ахматовским щитом, и следовало бы, наверно, переименовать в «Полтора кота». Такое название неплохо бы смотрелось рядом с эссе Бродского «Полторы комнаты».
Название «Великая душа» заимствовано, как известно, из стихотворения Бродского, посвященного Ахматовой. По тому, что и как пишет Найман о Бродском, это название показалось мне двусмысленным.
Цитата:
Через четверть века биограф Бродского Валентина Полухина интервьюировала меня на пути из Ноттингема в Стратфорд-на-Эйвоне. Дело было в автобусе, я сидел у окна, с моей стороны пекло солнце, деваться было некуда, поэтому вопрос, «когда вы поняли, что он великий поэт?» (или даже «гений») я отнес к общему комплексу неприятностей этой поездки и огрызнулся, что и сейчас не понимаю...[23]
Звучит странно: казалось бы, поэт и знаток русской поэзии Найман должен быть компетентен в вопросе, кто гений, а кто – нет. С другой стороны, будучи свободным человеком в свободной стране, он не обязан считать Бродского ни великим поэтом, ни гением. Ему как «другу» этот факт может быть неприятен. Интересно, что этот вполне невинный вопрос Найман отнес «к общему комплексу неприятностей этой поездки».