Поэтика и семиотика русской литературы

Такого рода промежуточных финалов, ограничивающих развитие различных микросюжетов, в романе довольно много. Очевидны обозначенные тем же словом финалы, закрывающие вставные микросюжеты, связанные с ретроспективным описанием персонажей, вроде повествования о молодости и супружеской жизни Лариной, которая «…обновила наконец // На вате шлафор и чепец», или рассказа няни о своем замужестве («…и наконец // Благословил меня отец»). Примерно так же обстоит дело и с другим микросюжетом, героем которого является отец Татьяны:

И так они старели оба.И отворились наконецПеред супругом двери гроба… (V, 52)

В данном случае именно интересующее нас слово устанавливает, в дополнение к оценочно-характерологической, текстуальную перекличку повествования о двух жизненных финалах – «реальном», связанном с отцом Татьяны, и гипотетическом, относящемся к одному из возможных вариантов жизни Ленского, не погибни он на дуэли:

А может быть и то: поэтаОбыкновенный ждал удел.Прошли бы юношества лета:В нем пыл души бы охладел.Во многом он бы изменился,Расстался б с музами, женился,

В деревне счастлив и рогатНосил бы стеганый халат;Узнал бы жизнь на самом деле,Подагру б в сорок лет имел,Пил, ел, скучал, толстел, хирел,И наконец в своей постелеСкончался б посреди детей,Плаксивых баб и лекарей (V, 135—136).

Мы сознательно целиком приводим XXXVIII. XXXIX строфу шестой главы, чтобы с большей очевидностью показать действие принципа дополнительности, поддержанного, кроме прочего, повтором слова наконец как сильного вербального знака: в повествовании о Ленском Пушкин детализирует то, что было опущено в повествовании об отце Татьяны, снимая таким образом присутствовавший во второй главе идиллический ореол.

И это не единственный случай зеркальности ситуаций, помеченных в романе словом наконец. Иную, но тоже зеркальную перекличку, близкую к кинематографической по природе взаимоотражающихся ситуаций, мы обнаруживаем в описании дуэли героев. Первое из двух слов наконец, связанных с Ленским и Онегиным, появляется в этом случае в XXIII строфе шестой главы:

И наконец перед зарею,

Склонясь усталой головою,На модном слове идеалТихонько Ленский задремал;Но только сонным обаяньемОн позабылся, уж соседВ безмолвный входит кабинетИ будит Ленского воззваньем:«Пора вставать: седьмой уж час.Онегин верно ждет уж нас» (V, 128).

В следующей, XXIV, строфе то же слово указывает на оборотность действия, связанного на сей раз с Онегиным:

Уж солнце катится высоко,

Уж перелетная метельБлестит и вьется; но постельЕще Евгений не покинул,Еще над ним летает сон.Вот наконец проснулся онИ полы завеса раздвинул;Глядит – и видит, что пораДавно уж ехать со двора (V, 129).

Функцию, в определенной степени аналогичную слову наконец, выполняет в этих строфах и слово пора, отмечающее одну и ту же точку, относительно оговоренного времени дуэли – «седьмой уж час»[103], с той, однако, разницей, что первое из этих слов обозначает начало действия для одного героя («Ленский задремал») и конец – для другого («проснулся он»), а второе отмеряет предел сна для обоих, указывая одновременно на новый виток событий[104]

.

Иногда слово наконец не только обозначает финал микросюжета, но и вводит в роман непрорисованный микросюжет. Так, в XXIII строфе пятой главы, где говорится о том, как появился у Татьяны Мартын Задека, возникает, кажется, никем в интересующем нас ракурсе не рассматривавшийся, эпизод с покупкой книг:

Сие глубокое твореньеЗавез кочующий купецОднажды к ним в уединеньеИ для Татьяны наконецЕго с разрозненной МальвинойОн уступил за три с полтиной,В придачу взяв еще за нихСобранье басен площадных,Грамматику, две ПетриадыДа Мармонтеля третий том (V, 109).