Поэты и цари

России выпали последние 20 лет передышки с 1882 по 1904 год, до нелепой и проигранной с позором и большой кровью Русско-японской войны. 21 год на весах исторического процесса – это как час. Всего лишь час эпохе передышка… Страна попытается сделать какие-то главные экономические дела и кое-что даже успеет. Многие фигуранты эпохи еще успеют получить ордена за Первую мировую войну или по гражданской части. А некоторые, те, кто еще молод сейчас, в 80-е годы, успеют дожить и до вышки. До большевистской вышки.

Но для начала интеллигенция потребовала от Александра III подвига самоотречения, на который оказались бы способны разве что Перикл, Генрих IV или Юлий Цезарь. Глубоко верующий гуманист Гаршин, религиозный мыслитель Владимир Соловьев (сын, кстати, воспитывавшего царя историка Сергея Соловьева), гуманист и антиглобалист первой волны, идейный руссоист Лев Толстой… писали, и даже дежурил кое-кто в подъездах. Требовали помиловать народовольцев, осужденных по делу 1 марта. Не из любви к террору или террористам. Не думаю, чтобы христианский идеолог В. Соловьев оправдал убийц Александра II. Не думаю, что Лев Толстой считал их своими учениками (все-таки персонажи его «Воскресения», которым сдали на перевоспитание Катюшу Маслову, никого не убили, а только теоретизировали и раздавали брошюры). Не думаю, что Гаршину понравилась фанатичка Перовская так, как нравилась Шарлотта Корде. Шарлотта была мягче и наивнее, а жестокий палач Марат, настоящий Дзержинский или даже Ежов Французской революции, нисколько не походил на реформатора и джентльмена Александра II. Просто они были чутки и прозорливы, и их художественное предвидение подсказало им единственный способ очистить царствование и Россию от крови, вражды и менталитета вечной гражданской войны. Они предвидели падение России в пропасть, разверзшуюся между молодежью и государством, и понимали, что только неслыханные поступки власти могут эту пропасть уничтожить. Пусть сын простит убийцам своего отца, пусть скажет им: «Вы теряли своих товарищей и за это убили моего отца. Довольно крови. Позовите своих друзей, я возьму моего Лорис-Меликова, которого даже вы не приговорили, видя его достоинства. Я готов служить делу свободы, но я хочу, чтобы выжила страна, и не все зависит от земных властей: сделать людей равными в достатке им не дано. Но мы вместе составим Конституцию и посмотрим, что можно изменить в России, чтобы она стала вам матерью, а не мачехой. Я объявляю всеобщую политическую амнистию, и мы простим друг другу. Вам больше не надо будет ездить в Европу, потому что Европа будет здесь. Нигилисты получат места в Государственном совете, и мы вместе будем готовить Россию к выборам». Могло ли подействовать такое средство? Могло, ох, могло. Народовольцы в основном, если не считать таких мизераблей, как Рысаков и Ванечка Окладский, или честолюбцев типа Гольденберга, были личностями крупного масштаба. Выполнив и перевыполнив ультиматум «Народной воли» после такого ее ужасного преступления, простив убийство отца, Александр III настолько бы подавил и ошеломил Желябова, и Веру Фигнер, и Перовскую, и Александра Тимофеева, что в России мог наступить и гражданский мир, и конституционный процесс, а большевики, которые себя берегли и излишне не рисковали (все их жертвы – Бабушкин и Бауман), не получили бы этот пьедестал из чужих виселиц, чужих жертв, чужого огня, на котором они, как непрошеные наследники народников, народовольцев и эсеров (причем правых), воздвигли свою диктатуру, пустив на дно Империю тараном из мифа о своем героизме и своих страданиях. Еще не пришло время таких холодных и бессовестных политиков, как Савинков, посылавших на смерть Каляевых, а себя приберегавших для «великой цели». Ведь «Народная воля» – это не народники, они требовали не немедленного социализма, а парламента и гражданских свобод. И ведь Лорис-Меликова народовольцы выделили, он остался без приговора. Лорис-Меликов – это был такой Александр Николаевич Яковлев конца XIX века, и его реформаторские усилия были оценены даже врагами престола. Я так и вижу, как Желябов рыдает в объятиях Александра III и как они вместе оплакивают убитого Освободителя. Глядишь, наши атеисты и в Бога бы уверовали, ведь на суде Желябов сказал, что суть учения Христа он признает («Душу свою полагать за други своя»). Господи, это была последняя развилка в нашей истории. Дальше наш курьерский понесся к разведенному мосту на всех парах, а в 1881 году можно было реально перевести стрелку. И воздвигся бы на Александровой крови не только Храм, но и западная, английская модель развития.