Поэты и цари

В 1899 году Иван Алексеевич знакомится с Горьким, пригласившим его в издательство «Знание». Бунин идет в гору. В 1900 году выходят его великие «Антоновские яблоки», сага осени, охоты, милого старинного усадебного житья, скудеющего и разваливающегося; сага любимой бедной земли, сага о здоровой и «экологически чистой», естественной и лишенной рефлексии крестьянской жизни, без роскоши и комфорта, но сытой и проходящей в праведных трудах. Кто, беря в руки антоновское яблоко, не знает, как оно должно пахнуть? Пахнуть оно должно по Бунину: «медом и осенней свежестью». Бунинская осень стала нашей общей осенью, потому что Бунин – лучший пейзажист русской литературы. Ночью в небе «блещет бриллиантовое семизвездье Стожар», а днем «мелкая листва вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе». А вода! «Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая».

Счастливую мужицкую жизнь Бунин не застал. Уже в 1893 году у него мужики с голоду мрут. Кстати, и Чехов в «Степи» это тоже отметил: русский человек не любит жить, он любит ныть и жаловаться, для него прошлое всегда лучше настоящего. Но это совсем недавнее прошлое выглядит у Бунина так аппетитно, в тех же «Антоновских яблоках». «Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, все думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в ометах, а в праздники встать вместе с солнцем, под густой и музыкальный благовест из села, умыться около бочки и надеть чистую замашную рубаху, такие же портки и несокрушимые сапоги с подковками. Если же, думалось, к этому прибавить здоровую и красивую жену в праздничном уборе, да поездку к обедне, а потом обед у бородатого тестя, обед с горячей бараниной на деревянных тарелках и с ситниками, с сотовым медом и брагой – так больше и желать невозможно!» У Чехова и такого мужицкого счастья нет: одно уродство, грубость, нищета… С Буниным хотя бы можно помечтать. Есть ключик к этому секрету, к этой тайне подобной несхожести двух новеллистов, писавших об одном предмете, и скоро мы достанем этот ключик со дна пруда…

В 1903 году за сборник «Листопад» Бунин удостоится высшей награды Академии наук – Пушкинской премии. Горький его в свои ряды не завербует, но хвалить продолжит и даже назовет лучшим стилистом современности. И не ошибется! А в 1909 году Академия наук изберет Бунина почетным академиком. Появятся деньги на хорошее платье, на хороший табак, на путешествия (с 1900 г., в 30 лет). Никто лучше Бунина не написал о Святой земле, о Мертвом море, Геннисарете, Иудее, Иерусалиме. Он не был набожным, но его портреты церквей, эскизы служб, христианские фрески Святой земли таковы, что сам Иисус заплакал бы от умиления. Никто так, как Бунин, не доказал, что без христианской веры просто нет русской культуры. Но дома у Бунина не будет. Он не попытается осесть, свить гнездо, купить усадьбу. Словно предчувствует, что строить в России – значит строить на зыбучем песке. И может быть, неизбывная тоска его рассказов-пейзажей, и несчастья его героев, и общее чувство беды – это предвидение, это ужас расставания навечно. Бунин улавливал в лике России черты обреченности, он ежился от нездешнего холода Конца. Поэтому были отели, арендованные квартиры, чужие, легко покидаемые ночлеги. И это было только начало. Впереди его ожидало Великое скитание, самое страшное и самое безвозвратное… А пока денег хватало даже на семейную жизнь. В 1898 году он женился на гречанке А. Цакни, дочери известного революционера (предупреждал же Пушкин о пагубности любви к младым гречанкам!). Брак продлился полтора года, женился писатель явно сгоряча. В 1907 году случилось настоящее, чистое и большое: Бунин женился на В.Н. Муромцевой, теперь уже до конца своих дней. Были ли у него приключения? Иногда он о таких случаях писал, причем явно о себе и с натуры. Встречи на пароходе, одна, другая, и все в основном мимолетно, анонимно, необязательно. Романов со знаменитостями ему не приписывают, постоянных пассий – тоже. Не знаю, посещал ли Иван Алексеевич публичный дом. Едва ли: он ненавидел коллективы. А вот встречу с проституткой на бульваре он описывает уже в Париже, а бульвар – Страстной, а проститутка – Поля, 17 лет, – невиннейшее и милейшее создание! И в номер, похоже, заказывал, и тут же влюблялся ненадолго, и описано это так, что невозможно не поверить: с натуры. И все так чисто, без разврата у него получалось.