Поэты и цари

Кузьма, философ, значит, бродяжничал, как ему и положено. А Тихон по чуть, по копейке богател. Он женился, родил ребенка, но ребенок долго не прожил. Он снова женился, и новая жена нарожала ему много детей, одного за другим, и все мертвые. И как будто в насмешку богатства у него становилось все больше, он даже заполучил имение потомков душегуба, ну, с борзыми собаками. Но что ему было с того толку? Он размышлял: «Господи Боже, что за край! Чернозем на полтора аршина, да какой! А пяти лет не проходит без голода… А ярмарка? Нищих, дурачков, слепых и калек, – да все таких, что смотреть страшно и тошно, – прямо полк целый!»

Проклятие действовало. Тихон его еще усиливал, он думал про таких: «У, нищеброды, пропади вы пропадом!» Они его тоже ненавидели и зарились на его имущество, он ходил со шпалером в кармане и мечтал отравить соседские колодцы и пожечь их дома, – тогда ж они его не тронут, верно?

Потом он присмотрел чужую жену по кличке Молодая и стал с ней жить, надеясь, что она родит. Муж ее бил смертным боем. А Тихон ее покрывал. Он устраивал случку за случкой, но избранница так и не родила Тихону. А денег меж тем все прибавлялось. Такая образовалась закономерность: чем меньше в жизни смысла, тем больше денег. Обидно до слез!

Свои духовные искания он описывал в таких терминах: «Не до леригии нам, свиньям!», «Поживи-ка у деревни, похлебай-ка кислых щей!» Меж тем Тихон, видя всю бесплодность своей затеи, выгнал Молодую с мужем, – а потом, спасая ее жизнь от руки мужа же, дал ей яду, и она его отравила. Хотел увеличить народонаселение, а получилось наоборот.

А другие, думал Тихон, могут же жить по-людски: «Взять хоть русских немцев или жидов: все ведут себя дельно, аккуратно, все друг друга знают, все приятели, – и не только по пьяному делу, – все помогают друг другу; если разъезжаются – переписываются, портреты отцов, матерей, знакомых из семьи в семью передают; детей учат, любят, гуляют с ними, разговаривают, как с равными, – вот вспомнить-то ребенку и будет что. А у нас все враги друг другу, завистники, сплетники, друг у друга раз в год бывают, мечутся как угорелые, когда нечаянно заедет кто, кидаются комнаты прибирать… Да что! Ложки варенья жалеют гостю! Без упрашиваний гость лишнего стакана не выпьет…»

Но и тут проклятие сработало, опять хотелось лучше, а получилось… Не прошло и пяти лет, как первый раз – а поколение спустя и еще раз – казавшиеся такими чудесными немцы начали обустраивать Россию, и добром это ни в один из разов не кончилось. Досталось и «жидам» – второму замечательному народу в завистническом списке Тихона.

Дни текли в таком духе: водка, селедка, слякоть, скотина на дворе, темные работники, бестолковые бабы… Тихон выпил, подозвал кобеля… и – хорошая цитатка – «изо всей силы ударил Буяна сапогом в голову и стал мочиться на порог».

Второй брат, Кузьма, не гнался за богатством, он больше нажимал по идейной части. Стихи там, то-сё. Но, как ни странно, и его жизнь была мрачной и бестолковой! Вот те и раз… Что так? Некто Балашкин, тоже, видите ли, философ и правдоискатель, причитал: «Боже милостливый! Пушкина убили, Лермонтова убили, Писарева утопили, Рылеева удавили… Достоевского к расстрелу таскали, Гоголя с ума свели… А Шевченко? А Полежаев! Скажешь – правительство виновато? Да ведь по холопу и барин, по Сеньке и шапка. Ох, да есть ли еще такая сторона в мире, такой народ, будь он трижды проклят?» Слово «проклятие» тут, думаю, ключевое.

Кузьма был, как и брат, одинок и несчастен в личной жизни. У него была женщина в Воронеже, потом умерла, от нее осталась дочка – его ли она, не его? – узнать неоткуда. Жил он приблизительно так: «С год не курил, в рот не брал водки, не ел мяса, не расставался с „Исповедью“, хотел переселиться на Кавказ, к духоборам… Он задохнулся от злобы и на жандарма, и на этих покорных скотов в свитках. Тупые, дикие, будь они прокляты… Но – Русь, древняя Русь! И слезы пьяной радости и силы, искажающей всякую картину до противоестественных размеров, застилали глаза Кузьмы… напился он до беспамятства».

«А, да захлебнись ты, родимец те расшиби!» – на заднем фоне орала на своего ребенка баба. Все о том же, все про одно…

«С тех пор прошло еще немало бесплодных лет», – хорошо сказано. Кузьма после всех своих скитаний, нищих несчастий, голода и холода и прочего дискомфорта приехал к брату – тот его, кстати, сам вызвал – и стал жить на его хуторе, то ли приживалой, то ли управляющим. И тоже, как Тихон, положил глаз на Молодую. Но ее даже не тронул! Почему, спрашивается? Не понять. Типа, из лучших побуждений, из духовности. Что-то в этом роде.

Финал истории такой. Кузьма выдал Молодую замуж за молодого прохвоста и негодяя, дав хорошее приданое. Тихон ее от этого отговаривал, но необычайно вяло. А на свадьбе даже был посаженым отцом.

Ничего ни у кого не получилось и не удалось, все одиноки и несчастны, все пусто, холодно и бессмысленно. И своими же руками люди делали свою жизнь все хуже и хуже. Вот оно каково, это проклятие!

А потом страна и вовсе развалилась.