— Скажи-ка, дядя, без утайки,Как из Москвы французов шайки,Одетых в женские фуфайки, Вы гнали на ходу.Ведь если верить Льву Толстому,Переходя от тома к томуЕго романа, — никакомуНе подвергались мы погрому В двенадцатом году.Какой был дух в НаполеонеИ были ль мы при нем в загоне,Нам показал как на ладони В романе Лев Толстой.Тогда славяне жили тихо,Постилась каждая купчиха…Но чтоб крестьян пороли лихо,Застенки были, Салтычиха… [43] Всё это слух пустой.— Да, были люди в наши годы,Не мелкой нынешней породы:В дни мира — гордые Немвроды, Богатыри в войне…Ростов — звезда всей молодежи,Андрей Болконский — диво тоже,Безухой — член масонской ложи,Денисов, Долохов…[44] О боже, Их вспомнить любо мне!..Нам Бонапарт грозил сурово,А мы кутили образцово,Влюблялись в барышень Ростова, Сводили их с ума…Безухой прочь погнал супругу,Послал картельный вызов другуИ, друга ранивши, с испугуЕдва совсем не спился с кругу… Но вот пришла зима.Войска французов шли в тумане.Мы отступали… Ведь заране,Как говорится в алкоране, Наш рок определен.Бояться ль нам Наполеона?Что значат званья, оборона?..Лежит над миром, как попона,Лишь «власть стихийного закона»…[45] Так что Наполеон?Но вот и войско Бонапарта:«Посмотрим мы, какой в вас жар-то!..»(Того сражения ландкарта В «Войне и мире» есть…)Безухой, главный член романа,Явился в поле утром раноИ стал смотреть из шарабана[46]:Полна французами поляна, И всех врагов не счесть…Под ранним солнцем блещут ружья…С Безухим не было оружья.Подумал он: «И так ведь дюж я, Неустрашим, как слон…»Пред ним, как пестрый ряд игрушек,Мелькали в поле сотни пушек,Палаток множество верхушек:В одной палатке, средь подушек, Лежал Наполеон.Нетерпеливость обнаружа,Он мыслил: «Русских угощу же!..Лишь только б насморк не был хуже[47], Я тотчас двину рать,Мюрата с конницею ходкой,И будет мне Москва находкой…»И корсиканец этот кроткийСебе всю спину жесткой щеткой Велел вдруг растирать[48].Два дня мы были в перестрелке,С врагом играли, как в горелки;Стрелки шныряли, словно белки, И прятались во рву.Денисов так вошел в охоту:«О, дайте мне одну лишь роту,И всю французскую пехотуЯ разобью сейчас с налету, На части перерву…»[49]Французский лагерь был в тревоге,Что промочил в ненастье ноги,Ступивши в лужу на дороге, Их «маленький капрал»…У нас же в войске — смех и шутки,Да раздавались прибаутки:«Французы вымокли, как утки,И Бонапарт раз двести в сутки Чихать от страха стал!..»На третий день сошлись два стана.Раздался грохот барабана…Взглянуло солнце из тумана На Бородинский бой.Безухой был в сраженьи этомОдет легко, как будто летом:Вооружась одним лорнетом,Он любовался, как балетом, Военною стрельбой.Средь пушек, касок, пик, фуражек,Блестящих блях, стволов и пряжек:«Вот так веселенький пейзажик! — Сказал Безухой Пьер.—Стрелки французские не метки(Шасспо не знали наши предки),Но всё ж годятся для виньеткиВ иллюстрированной газетке, Хоть в „Искре“, например…» [50]Ну ж был денек!.. В дыму сраженья,Конечно, общего движенья,Победы или пораженья Нам рассмотреть нет сил[51].Война свирепа, как Медуза;Ее описывать — обуза,И здесь моя робеет муза…Лишь видно было, как французаБезухой князь душил,Как, распростертый у лафета,Лежал солдат один да где-то,На возвышении, у пикета, Чихал Наполеон…Как в бенефис к ногам актераЛетят букеты для фурора,Летели ядра очень скоро,Но все кричали вместо «фора» «Ура!» со всех сторон.Так бились, верно, только в Трое.Но уцелели в русском строеРомана славные герои, Не смяли их враги.Себя для «пятой части»[52] холя,Они в Москву вернулись с поля,Лишь только князя АнатоляПостигла в битве злая доля: Лишился он ноги.Вот смерклось… Тел кровавых грудуНаполеон встречал повсюдуИ проклинал свою простуду: «Мой насморк ввел в беду!»Горнисты громко затрубили,И — басурманы отступили…Так, по сказанью новой были,Мы неприятеля разбили В двенадцатом году.Да, были люди в наши годы!..И будут помнить все народы,Что от одной дурной погоды, Ниспосланной судьбой,Пал Бонапарт, не вставши снова,И пал от насморка пустого…Не будь романа Льва Толстого,Мы не судили б так толково Про Бородинский бой!1868