Поэты в Нью-Йорке. О городе, языке, диаспоре

Мое первое представление о Нью-Йорке сложилось еще в детстве. Мой дядя «самых честных правил» был большой оригинал. Помимо того что он научил нас ругаться матом и составил для нас словарь матерных слов, он нам пел песню: «Средь трущоб и небоскребов, в свете реклам. Там американцы ходят и жуют чуин-гам. Грабят, убивают, «Чучу» напевают и целуют стильных дам». Слово «стильных» мне было неизвестно, поэтому я пела «и целуют сильных дам». Это и есть мой Нью-Йорк, детское представление: средь трущоб, небоскребов и реклам «сильные дамы» целуются, не вынимая изо рта жвачки.

А потом? Кино, книжки?

Про кино, честно говоря, не помню. Мне тогда казалось, что любое американское кино про Нью-Йорк. И до сих пор так кажется. А когда выясняется, что показывают не Нью-Йорк, а, скажем, Балтимор, я очень расстраиваюсь. Нет, сейчас я, конечно, смотрю Нью-Йорк в кино по-другому. Вижу, что это Пятая авеню, а это – улица, по которой мы ходим на каток. Но мой первый образ Нью-Йорка из дядиной песенки более или менее подтвердился.

Из книжек – «Над пропастью во ржи». Когда я приехала, мы первым делом пошли на тот самый пруд (благо была зима) посмотреть, куда деваются утки зимой. Оказалось, что они никуда не деваются: там полыньи, в них они и живут[335]. Ненаблюдательный мальчик у Сэлинджера, вопреки всему остальному, что мы о нем прочитали.

Вы пробовали перечитывать эту книгу здесь?

Конечно, это первая книжка, которую я прочитала по-английски. Но по-русски и по-английски – это две разные книжки.

И два разных города?

В переводе Райт-Ковалевой город как-то вообще не чувствовался, или я его настолько не знала, что мне было все равно: я его не вычитывала. По-русски я читала про него, про этого мальчика. Как и все свои первые книжки на английском, «Над пропастью во ржи» я прочитала вдвоем со Стивом: я читала фразу по-английски, он снова читал ту же фразу и исправлял мое произношение, потом я переводила, а он исправлял мой перевод и растолковывал мне детали (Стив-то жил в Нью-Йорке с 60-х годов). И тут все начинало оживать. Например, Сэлинджер упоминает какую-нибудь радиолу, но Рита Райт даже название этой радиолы не переводит. А Стив мне рассказывает, что у него была такая же радиола; описывает, какая она была и что он на ней слушал, – так книжка раскрывалась в жизнь. Мы ходили по тем же улицам и читали ее в сквериках, потому что наша квартирка-студия ужасно маленькая и тесная и окном смотрит в кирпичную стену. Поэтому мы практически жили на улице. Все скверики были нашими комнатами. Мы ходили с Сэлинджером в руках по Нью-Йорку – все равно что по аду с «Комедией» Данте.

А какой текст о Нью-Йорке на русском языке вам кажется наиболее адекватным городу?

Может быть, Лимонов. По крайней мере, это первое, что пришло в голову. Но вообще у меня очень плохая память. Из всего «Доктора Живаго» я помню только одну фразу: «Она переходила свое платье вброд»[336]

.

Вы оказались в Нью-Йорке через полгода после 11 сентября. Как вы узнали о произошедшем? И как ощущались эти события, когда вы приехали?

До 11 сентября я не знала Нью-Йорка, поэтому не могу сравнивать, не знаю, как он изменился. В тот день мы были у Стива в его московской дипломатической квартире. У него был надувной мяч в виде глобуса, и мы почему-то стали его сдувать (Кажется, Стив хотел его кому-то подарить, потому что уже собирался уезжать.) И, пока мы сдували этот мяч, нам позвонила знакомая и сказала: «Включайте телевизор, Нью-Йорк бомбят». Мы включили телевизор и увидели падение второго небоскреба. Дальше была ужасная ночь, потому что муж сестры Стива работал пилотом в American Airlines. Мы всю ночь звонили в Америку, но дозвониться, конечно, не могли. Даже в Москве это было очень страшно.

Чего вы больше всего опасались, переезжая в Нью-Йорк жить?