Поезд

Не знаю, о чем они беседовали. По отголоскам, доносившимся до меня, я понял, что они не одни на улице: из всех домов вышли люди и переговаривались, стоя на пороге. Жанна вернулась бледная и угнетенная еще больше, чем обычно.

— Они уезжают! — объявила она.

— Куда?

— На юг, все равно куда. Я видела в конце улицы вереницу машин с матрацами на крышах, в основном из Бельгии.

Мы уже были свидетелями, как перед Мюнхеном бельгийцы проезжали через наш город, да и в октябре кое-кто опять бежал на юг Франции богачи, которые могут переждать.

— Ты собираешься оставаться здесь?

— Пока еще не знаю.

Я был искренен. Хоть я давно предвидел события, ждал их, никакого готового решения у меня не было. Я словно ожидал знака, словно хотел, чтобы за меня решил случай.

Я сбросил с себя ответственность. Вот, пожалуй, самое верное слово, и я сейчас попытаюсь его объяснить. Еще вчера я управлял своей жизнью и жизнью близких тоже, зарабатывал деньги, делал все, чтобы она шла так, как должна идти.

Теперь — конец. Я вдруг утратил корни. Перестал быть Марселем Фероном, торговцем радиоприемниками в недавно построенном неподалеку от Мезы квартале Фюме и превратился в одного из миллионов людей, которых высшие силы швыряют всюду, куда и как им заблагорассудится.

Я больше не был связан ни со своим домом, ни со своими привычками. И буквально только что как бы совершил прыжок в пространство.

С этих пор мои решения не зависели от меня. Я начал ощущать не собственную, а всеобщую вибрацию. Жил не в своем ритме, а в ритме радио, улицы, города, проснувшегося раньше, чем обычно.

Позавтракали мы, как обыкновенно, в кухне, но молча, прислушиваясь, правда, не подавая виду из-за Софи, к тому, что делается на улице. Похоже было, что дочка не решается задавать нам вопросы, а мы, не говоря ни слова, поглядывали на нее.

— Выпей молоко.

— А там будет молоко?

— Где там?

— Куда мы поедем?

Жена отвернулась, у нее по щекам текли слезы, а я равнодушно рассматривал знакомые стены, мебель, которую мы постепенно прикупали перед свадьбой пять лет назад.

— Софи, теперь иди поиграй.

Когда мы остались вдвоем, жена сказала:

— Пожалуй, схожу к папе.

— Зачем?

— Узнаю, что они делают.

У нее есть отец, мать, три замужние сестры, причем две живут в Фюме, а одна так даже вышла за владельца кондитерской с Замковой улицы.

Это из-за ее отца я завел собственное дело: он хотел хорошо устроить своих дочерей и ни за что не разрешил бы Жанне выйти за рабочего.

Кроме того, он заставил меня купить дом в рассрочку на двадцать лет. Выплачивать мне оставалось еще пятнадцать лет, но в его глазах я был домовладельцем, и для него это было гарантией на будущее.

— Еще неизвестно, Марсель, что вас ждет. Конечно, вы вылечились, но я знаю сколько угодно людей, которые снова заболели.

Начинал он свою жизнь шахтером, добывал сланец неподалеку от Дельмота, а стал горным мастером. У него тоже был собственный дом с садиком.

— Можно приобрести дом на таких условиях, что жене, если муж умрет, не нужно будет ничего выплачивать.

Смешно было думать обо всем этом в то утро, когда никто в целом мире не был уверен в завтрашнем дне.

Жанна переоделась, надела шляпку.

— Присмотришь за малышкой?

И она отправилась к отцу. По улице проезжало все больше машин, почти все в южном направлении, а раза два я, кажется, слышал самолеты. Но они не бомбили. Возможно, это были французские или английские, не знаю — летели они слишком высоко и было не разглядеть.

Я открыл магазин, а Софи играла во дворе. Это не настоящий магазин, дом построен так, что в нем нет специального помещения для торговли. Покупатели проходили по коридору, а витриной служило обыкновенное окно. Точно так же и в молочной, что находится чуть дальше: это обычное дело в предместьях, особенно у нас на севере. Из-за этого приходится держать дверь дома постоянно открытой, а на двери в магазин я установил колокольчик.

Два речника пришли забрать свои радиоприемники. Я их еще не отремонтировал, но матросы все равно взяли их. Один должен был сейчас уплыть в Ретель, а второй, фламандец, решил во что бы то ни стало пробраться на родину.

Я брился, приглядывая за дочкой в окно, из которого мне были видны все садики на нашей улице, по-весеннему зеленые, цветущие. Люди переговаривались через заборы, окна были открыты, и я услышал разговор у Матре на втором этаже.

— Как ты собираешься унести все это?

— Но это все необходимые вещи.

— Может, и необходимые, но я не представляю, как ты дотащишь эти чемоданы до вокзала.

— Возьму такси.

— Попробуй сперва найди. Боюсь, что и поезда уже не ходят.

И тут мне вдруг стало страшно. Я вспомнил автомобили, едущие на юг, и мне представились толпы, тянущиеся по всем улицам к нашему вокзальчику. Уезжать надо обязательно, и мне показалось, что это вопрос уже не часов, а минут; я ругал себя, что позволил жене пойти к отцу.

Да и что он может ей посоветовать? Что он, больше меня знает?