Поездка в Питер и обратно

в тёмно-синем осеннем лесу

я кричу – Путассу, Путассу!

но молчаньем раздался ответ,

в том лесу Путассу было нет…

дорожка 2

он её фоловал, фоловал,

а она – всё никак, да никак,

и болит у меня голова

за него, дурака.

В наши годы -

двадцать шесть, двадцать пять,

нужно быть

хоть немного умней…

дорожка 3

Десмонд за прилавком не жалел себя,

Молли пела песни в стиле рок.

Десмонд сказал: - Детка, я люблю тебя!

И Молли бросилась печь свадебный пирог.

Облади-облада, обалденной

жизнь показалась ей тогда...

дорожка 4

ты взгляни, я едва стою,

на людей не могу смотреть,

исцели, Боже, хворь мою,

сил моих больше нет терпеть.

Мой хребет до крови истёрт,

на ногах язвы и рубцы,

ради жизни Святых сестёр,

исцели меня, Божий сын…

дорожка 5

Всепобеждающий шпиль

возвышался над городом,

символ фаллический,

он был в почёте у нации.

Мелкая белая пыль

опускалась над ворохом

бледных цветов полевых

среди веток акации…

дорожка 6

ты не давала мне своих денег,

дарила только странные картинки,

но, повинуясь голосу инстинкта,

я рвал их.

Ты перестала мне звонить, детка,

ты оставляла только странные записки,

но, под воздействием паров виски,

я рвал их…

дорожка 7

Конквистадор, твой призрак мне

опять явился в ночи,

конквистадор, твой призрак нем,

он вновь упорно молчит.

Я вижу панцирь твой и шлем,

и прорези для глаз,

где некогда пылал огонь

и где огонь давно погас.

И я тянусь за

рюмкой вина,

совсем забыв, что

пуста она…

дорожка 8

Вот сло́ны хоботы скрестили,

слоны скрестили хобота

и меж собой на суахили

о чём-то стали лопотать.

Тут появился Билл на склоне,

что весь терновником зарос,

он был на африканском сло́не,

увитом гроздьями из роз.

Эй, Бангалоу-Билл,

где же ты был, Бангалоу-Билл?

Эй, Бангалоу-Билл,

что же ты пил, Бангалоу-Билл…

дорожка 9

в надежде выпить пива

я заглянул в бордель,

но официант плешивый

мне указал на дверь,

а шлюхи  мерзким хором

исполнили куплет,

что рядовым и неграм

сюда дороги нет.

Я нацепил  пилотку

и дверью хлопнул так,

что выворотил створку

и обвалил косяк…

дорожка 0

так мы пели и плясали

с незнакомою девицей

в клофелиновом подвале

на окраине столицы.

Приложение № 3

1991. ОСЕННИЙ ПРИЗЫВ  

Череда кустов зелёных

под жемчужно-серым небом

мокнет в сырости осенней

у бетонной балюстрады.

Мальчика-десятилетку

грязно-белая машина

мимо морга и котельной

привезла к закрытой двери

местной операционной.

Его мамочка не в курсе,

она молча едет в лифте

на 7 этаж Минторга,

чтобы выпить чашку кофе

до начала совещанья.

Папы нет уже 3 года,

был скандал и папа съехал

к женщине из Подмосковья,

но там тоже не сложилось,

если верить доброхотам.

Сердце мамино не знает,

что сыночек засыпает

в 10 км от МКАДа

под наркозом безнадёжным,

сердце мамино спокойно,

ведь ещё сегодня утром

дома всё было нормально.

Только с 3 захода,

когда в 5 не сняли трубку,

холодок пополз по телу,

отвлекая от работы,

навалившейся под вечер.

Бабка в ужасе безумном,

что не сберегла мальчишку,

полумёртвая от горя,

себя смерти предлагает,

чтоб не трогать пацанёнка.

Весы замерли, качнулись

от мольбы овеществлённой,

но, что может тут старуха

со своей  любовью к внуку.

Разве что ценою жизни

упросить подзадержаться

стрелку чёрную тугую

на его секундомере.

Маму просят к телефону,

интересно будет глянуть,

что она сейчас положит

на весов вторую чашу,

чем помочь сумеет сыну.

Вот тогда и разберёмся,

кто грешил, когда и сколько,

где любовь, а где притворство

и  чего слова их стоят.

Свет померк и стало чёрным

небо ровно в 5.15,

мастер точечным ударом

положил 3 шара в лузу,

разрубив Гордиев узел.

Лишь кусты в солёных каплях

то ли слёз, то ли помоев

молча жались к балюстраде

двухэтажной горбольницы.

Папе новая сказала,

что опять подзалетела,

но что резаться не будет,

а родит ему ублюдка.

Да, развод на сороковник,

понял папа и собрался

в Москву ехать, чтоб с женою

ситуацию обкашлять.

Пару раз звонил, но тщетно,

не снимают, гады, трубку,

наобум придётся ехать,

чтоб им всем там пусто было.

Папа взял билет и водки,

встал, промокший, возле стойки

проклиная всё на свете

баб, судьбу, Москву, погоду.

Таким был его последний

светлый  день

в паскудной жизни.

Москва-Минск-Санкт-Петербург