Поездка в Швейцарию

Вечеринка проходила в Ингомботасе, там были и мулатки. Танцы под проигрыватель, пластинки с медленной музыкой, слушая которую словно погружаешься в сладостную истому, ледяное белое вино, а что дальше – кто его знает. Никогда не знаешь, чем окончится вечеринка с мулатками.

– У вас добром не кончится с этими метисами.

– А ты кончишься в Швейцарии, в какой-нибудь больнице, – ответил возбужденный Перейра, выходя первым и напевая что-то.

Снизу, с улицы, Баррос слышал их удалявшиеся голоса, потом он повернулся к окну и стал смотреть на залив, положив подбородок на руки. На какие-то мгновения луна словно замирала, на мысе виднелись черные листья пальм, в ночи не чувствовалось ни единого дуновения, и небо, усыпанное звездами, источало бархатистый свет. И тишина…

– Во сколько ты уходишь к Альбине? – бросил он в глубь комнаты.

Фрейтас ему не ответил. Тогда он поднялся и подошел к приятелю.

– Спишь?

– Нет.

– Во сколько ты пойдешь к Альбине?

– Сегодня я не иду…

– Поссорились?

– К сожалению, нет.

По тому, как резко Фрейтас качнул головой, он понял, что товарищ нуждается в его обществе.

– Давай-ка сыграем в «семь с половиной». У нас будет свой праздник: выпьем по стаканчику и сыграем несколько партий по десять анголаров, чтобы скоротать время.

Керосиновая лампа на большом столе мигала тусклым желтым светом.

– Плохо себя чувствуешь?

– Нет.

– Думаешь о семье, я знаю. Это проклятая ночь. Не в состоянии сладить с собой, человек сильнее тоскует в одиночестве. Да он и на самом деле один. Если бы мы хоть могли угадать, что там дома…

– У меня нет семьи, о которой я бы беспокоился. Мой отец знать обо мне ничего не хочет.

– Именно это я и думаю. Иди-ка сюда, сыграем… Фрейтас наконец уселся на кровати, потом встал. Был он

какой-то вялый. «Наверное, его слегка лихорадит», – подумал Баррос.

– Ну давай!

И он тут же уселся за стол, прибавив пламя в лампе.

– По пять эскудо за партию?

– Ты с ума сошел. Так мы совсем разоримся. Сыграем лишь для забавы.

И Баррос пошел за бутылкой вина и двумя стаканчиками. Сначала он наполнил стакан приятеля, затем свой и стал рассматривать вино на свет. Фрейтас тасовал карты.

– Посмотрим, кто сорвет банк. У Барроса был король.

– Одну закрытую карту, – попросил Фрейтас, показывая уже сданную ему. – Другую… Еще одну… Держи, у меня перебор, мой банк лопнул.

Банкомет перевернул свою карту и стал тасовать колоду.

– Хорошо, если бы и мы могли лопнуть с такой же легкостью, – со злостью бросил Фрейтас.

– Успокойся. Мы уже знаем, что значит прожить здесь тридцать лет до пенсии…

– Дного Као [5] не следовало бы рождаться, – говорил Фрейтас тем же тоном, набирая карты, пока у него снова не случился перебор. – Не хочешь по пять эскудо? Можешь выиграть еще, чтобы поехать в Швейцарию.

Баррос как-то странно на него посмотрел.

– Значит, тебя не только это интересует?

– Скажи, чего тебе надо? Или хочешь подраться со мной? Потерпи, сдачи я тебе не дам. Не сегодня, когда я тебе составляю компанию.

– Мне не надо ничьих услуг. Ты знаешь, что я не люблю одолжений.

Одним глотком он допил свой стакан, еще раз его наполнил и снова выпил с тем же раздражением. Затем поднялся, опрокинув стул.

– Мне надоело, мне надоело все это! Даже Швейцария. Я уже не могу вас слышать с этой ерундой. Мне это все осточертело. То, что ты любишь, появляется лишь в консервных банках. Все законсервировано, даже женщины. И мы должны гнить здесь, чтобы заработать. Отказываешься от жизни из-за пенсии, которую получаешь чаще всего, лишь когда сгниваешь.

– Ты болен…

– Это раньше я болел. А сейчас нет. Я дрянь, но мне надоело все это.

– Сходи к Альбине.

– Я тебе уже сказал, что сегодня ночью не могу. Приехали типы из глубинки, понимаешь? К тому же я не нуждаюсь в твоих советах… И ты меня не карауль…

Баррос встал в раздражении.

– Это ты мне говоришь?

– Кажется, здесь больше никого нет.

– Почему бы тебе не поговорить с Педро Алешандрино [6]? Да, с памятником Педро Алешандрино? Не знаешь, где он стоит? Там, рядом с почтой… Так что с ним разговаривай.

Фрейтас пришел в себя и пробормотал извинение, затем подошел к окну, и Баррос увидел, что у того дрожат колени, он свесился над балконом, втянув голову в плечи, словно хотел спрятать ее.

В овраге залаяла собака. Она, должно быть, лаяла на выплывшую луну, округлую, словно пробоина в небе.

– Побереги свои нервы.

– Я же попросил у тебя прощения, – сказал уныло Фрейтас.

– Ты знаешь, что я твой друг… У тебя ведь нет ко мне претензий?

– Нет, если бы не поездка в Швейцарию… Фрейтас отвернулся. Его глаза заблестели.

Баррос его не понял. Он погладил подбородок и пригубил свое вино, посмотрев его на свет, перед тем как опрокинуть весь стакан.

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Никто не заставляет тебя ехать… Если предпочтешь Париж, пожалуйста! Поезжай, куда тебе захочется. Я не командую тобой… И никем не командую. Я вспомнил о Швейцарии и что?! Поэтому ты думаешь обо мне плохо? Я бы хотел поехать вместе с вами, но если вы не захотите ехать, то что я могу поделать?

И улыбнулся, подходя к окну.