Поездом к океану

Майор так и остался стоять на месте, не вполне понимая, что ему делать дальше. Но делать ничего и не пришлось. Позднее Аньес сама его нашла. Толпа еще не расползлась восвояси. Зевак хватало. Она вынырнула из множества людей так, как и исчезла среди них – внезапно. Взглянула на него и серьезно, и насмешливо – не разберешь – и осведомилась:

- Вас не помяли?

- Нет. Штатив тоже цел.

- Тогда не будете ли вы столь любезны помочь мне донести его до машины?

Невзирая на ноющую ногу, любезности ему бы хватило дотащить до машины не только чертову подставку для фотоаппарата, но и ее саму. Или не одной лишь любезности. Впрочем, едва ли она нуждалась в помощи, скорее уж ей, как и ему, хотелось продлить знакомство еще хотя бы немного. Узнала ли она его? Этот вопрос зудел на губах, но Юбер по-прежнему не спрашивал.

Ее и правда ждал автомобиль. Собственный, а не такси. Ситроен на переднем приводе темно-вишневого цвета, натертый почти до глянца. Шофера не было, и отсюда следовал закономерный вывод, что поведет она сама. Удивляться нечему. В самом деле, чему удивляться? Женщина с внешностью кинозвезды в армейских брюках на этом элегантном звере, и он, подобно пажу, позади нее вместо шлейфа волочет штатив.

- Вы надолго к нам? – спросила Аньес, уже усаживаясь за руль.

- Думаю, нет. Что хотел, я увидел.

- Вы не то увидели, что хотели. Заезжайте поужинать. Садитесь на Ар Youter[1], доедете до Требула. Там спросите про ферму Tour-tan.

- Слишком много непонятных слов для одной фразы, - хохотнул Юбер, вдруг разглядев ее глаза, поймавшие на себя лучи солнечного света. Всего на мгновение, прежде чем она с элегантностью аристократки надела на нос очки от солнца. Однако помнить небесные всполохи в ее серебристом взгляде в эти секунды ему предстояло до конца жизни.

- Tour-tan – значит «маяк». У нас дом возле старого маяка, его сейчас не эксплуатируют. Зато по нему легко ориентироваться. А Ар Youter – это всего лишь наша узкоколейка из Одьерна. Ее до конца года закроют. Как раз прокатитесь напоследок.

- Вы всему даете имена? Поездам, транспортным веткам и домам?

- Мы, бретонцы, любим красивые имена. Так предметы становятся роднее.

- Язычники! Ну и что же значит этот ваш Ap Youter?

- Ветка едоков каши! – хохотнула Аньес. - Я буду ждать вас по расписанию поезда.

С тем и уехала.

И ведь действительно ждала.

[1] В действительности эта ветка железной дороги не делала остановки в Дуарнене, следуя прямо в Требул.

Она понятия не имела, для чего пригласила его в материн дом. Этот человек был ей не нужен, да и не особенно-то и понравился. Он одним своим присутствием в поле зрения словно бы давил на окружающих. Такого к ногтю не прижмешь. Такой выйдет из-под контроля – и неизвестно, чем дело обернется. Никакому здравому смыслу ее импульс не поддавался, а Аньес, внешне будучи до кончиков ногтей женщиной, в основе своей имела гораздо больше мужского, чем многие из мужчин, что ее окружали. Марсель в шутку звал ее Маленьким Бонапартом. И, кажется, вся нежность, которую отмерил ей господь, просыпалась лишь в те часы, когда того хотел ее муж.

Сейчас, вдовой, она расцвела в своей женственности. Но никаких чувств себе не позволяла, вполне трезво оценивая собственную привлекательность как рычаг, с помощью которого можно добиться если не всего, то очень многого. Добавить к тому немного кокетства – и выйдет идеальная картина жизни. Жизни давно уже осточертевшей.

И все же она для чего-то позвала этого Лионца, который ей даже не представился. И, к слову, не ответил, придет ли.

Должно быть, всему виной скука. Оттого и оторваться там, у причала, от этого мужчины у нее не вышло, каждую минуту она давала себе обещание, что сейчас уйдет, а вместо этого придумывала все новые и новые слова, чтобы удержать его рядом.

Аньес бесконечно скучала в этой глуши, в которой росла, зная каждый камень и каждый куст.

Тур-тан, Дом с маяком, как его все чаще называли те, кто приезжали в Требул, располагался в стороне от поселения, и из окон его было видно океан, от которого здесь захватывало дух. Когда поднимались волны, они иногда почти достигали стен фермы, хотя та и была построена на возвышенности. От самой фермы можно было добраться до полуразрушенного маяка, сложенного из красного камня круглой, сужающейся к верху башней. Он возвышался на одинокой скале в пятидесяти метрах от берега. И мощеная бусчаткой дорога тонкой стрелой устремлялась к нему, превращаясь в высокий мост.