Поездом к океану

- После четырех пополудни, не ранее, - кивнул Юбер и выбрался из авто. Не позднее семи позвонит Аньес. Она никогда не звонит из редакции, вероятно, чтобы не быть застигнутой врасплох собственным шефом, о котором Анри так и не понимал – с ним ли она еще. Впрочем, именно этим вопросом он задавался наименее всего, едва ли не впервые по-настоящему позволив жизни идти своим чередом и расставлять все по местам. У него есть, по меньшей мере, несколько месяцев. Несколько месяцев, пока не восстановится здоровье. И этим временем определенно стоило воспользоваться, не растрачивая его на выяснение отношений с самой непостижимой женщиной изо всех виденных им.

В разборе бумаг прошла первая половина дня, довольно спокойная и без излишних неприятностей. Позднее он провел инструктаж во вверенном ему подразделении. В то, что его не касалось, он предпочитал и не лезть. Какой толк – соваться, к примеру, к операторам? Или, уж тем более, в архив. Значительная часть людей здесь видали не меньше его, точно так же пройдя и борьбу в Сопротивлении, и в составе сил Свободной Франции, и Индокитай. Но хватало и молодняка. Идеалистов, пришедших в дело, о котором имели мало понятия. Кто из них останется здесь уже после первого же вылета?

Впрочем, по негласному правилу в службу принимались исключительно люди, имевшие хоть небольшой опыт боевых действий. Юбер же считал, что просиживание штанов в Сайгоне у тех, кто и пороху там не нюхал на настоящей войне, едва ли считается опытом. А все туда же – в добровольцы.

Примерно так же к нему относился истинно горевший своим делом комендант форта – как к выскочке, которая сбежит при первом случае, однако в том было немало правды, и это стоило признать. Равно как и то, что он был никому не известной птицей, присланной от высшего руководства для проверки анкет и личных дел, прежде чем подписывать разрешения на службу. Потому без большого рвения, но с присущей ему ответственностью Юбер выполнял свои обязанности, предпочитая поменьше думать. Думать его приучили в шталаге, где нужно было выживать. Навык этот закрепила подпольная борьба в последующие годы. В армии же следовало действовать согласно приказу.

После обеда ему принесли несколько дел в плотных папках.

- Это для резолюции, - проговорил молоденький лейтенант, служивший у него в подчинении. – Все лица проверены, материалы приложены к заявлениям. Все с должным опытом работы в газетах или на телевидении, и предварительно одобрены, кроме одного – его оставили на ваше рассмотрение. Это женщина. Просится в Сайгон.

- Женщина? – удивился подполковник Юбер.

- Так точно. Тридцати лет, вдова члена довоенного правительства, с тридцать восьмого года в коммунистической партии, однако утверждает, что в данный момент связей с ней не имеет, в анкете указывает, что хочет служить во благо Франции там, где это нужно, и так, как это в ее силах.

- Смелое заявление для бабы, - подмигнул Юбер лейтенанту. – Оставьте, я посмотрю. Можете быть свободны.

- Слушаюсь, господин подполковник!

Молодой человек вышел из кабинета и Анри придвинул к себе папки. На нескольких верхних, что лежали ближе всего, пробежав глазами по анкетам и подтверждающим документам, а также по ответам на запросы в Комитет национальной обороны, он, не особенно сомневаясь, черкал положенное «Разрешить».

Четвертой сверху лежала папка с бумагами женщины, о которой его предупредили. Он сперва пробежал глазами по тексту, потом понял. Непоследовательно, как и всегда с ней. До самых настоящих судорог в виске. Задолбило так сильно, что он прижал к нему пальцы и с удивлением обнаружил, что ровным счетом ничего не произошло. Голова на месте. Дрожание отступило. Перед глазами фото Аньес.

И несколько имен, которых он не знал, но которые ей принадлежали. Одно из них – как у его матери. Раймонда. Раймонда Мари Аньес де Брольи, урожденная Леконт. Господи боже, Раймонда!

«Вот ты какая…»

«А ты? Ты такой?»

И замелькало.

Она у Риво в алом.

Звонок от газеты. Тоже она. Его ей раздобыли.

Их встреча в кафе. И снова оттенки красного.

Ее звонки, вырывающие его из мира, в котором ему так трудно дышать. Вот как сейчас – трудно. Юбер протянул руку к галстуку, расслабляя его. Вспомнилось, что под ребрами дурацкий осколок, который, разорвав плоть, чудом застрял в легком, но не достал до сердца.

Она говорила, у нее не выходит играть с ним.

А это что, если не игра? Для чего эти игры? Какой, к черту, Сайгон, когда она на стороне Вьетминя и отрицает пацифизм?

Анри приподнялся из кресла, потянувшись за графином с водой. В кабинете было холодно, и вода оттого казалась ледяной. На первом этаже тепла почти не ощущалось, и в окно задували ветра. А летом, наверное, будет жарко, как в аду – одна надежда, что спасет тень густых вязов во дворе. Несколько глотков провалились в желудок. Юбер перевел взгляд назад, на документы.

Нужно заставить голову работать.

Ему нужно заставить голову, в которой звучит ее вчерашний смех, и которая ждет вечернего звонка, работать.