Поэзия английского романтизма XIX века

И вдруг (Господь, Господь, внемли!)По Солнцу прутья поползлиРешеткой, и на мигКак бы к тюремному окну,Готовый кануть в глубину,Припал горящий лик.Плывет! (бледнея, думал я)Ведь это чудеса!Там блещет паутинок сеть —Неужто паруса?И что там за решетка вдругЗамглила Солнца свет?Иль это корабля скелет?А что ж матросов нет?

Только Женщина-Призрак и ее помощница Смерть, и никого нет больше на призрачном корабле.

Там только Женщина одна.То Смерть! И рядом с нейДругая. Та еще страшней,

Еще костлявей и бледней —Иль тоже Смерть она?

Каков корабль, таковы корабельщики!

Кровавый рот, незрячий взгляд,Но космы золотом горят.Как известь — кожи цвет.То Жизнь-и-в-Смерти, да, она!Ужасный гость в ночи без сна,Кровь леденящий бред.

Смерть и Жизнь-и-в-Смерти играют в кости, и ставят они на экипаж корабля, и она (вторая) выигрывает Старого Морехода.

Барк приближался. Смерть и СмертьИграли в кости, сев на жердь.Их ясно видел я.И с хохотом вскричала та,Чьи красны, точно кровь, уста:«Моя взяла, моя!»

Нет сумерек после захода Солнца.

Погасло Солнце, — в тот же миг

Сменился тьмою свет.Уплыл корабль, и лишь волнаШумела грозно вслед.

И восходит Месяц.

И мы глядим, и страх в очах,И нам сердца сжимает страх,И бледен рулевой.И тьма, и плещут паруса,И звучно каплет с них роса,Но вот с востока разлилсяОттенок золотой,И Месяц встал из облаковС одной звездой между рогов,Зеленою звездой.

Один за другим

И друг за другом все вокругКо мне оборотились вдругВ ужасной тишине,

И выражал немой укорИх полный муки тусклый взор,Остановясь на мне.

его товарищи падают мертвыми.

Их было двести. И без словУпал один, другой…И падающей глины стукНапомнил их паденья звук,Короткий и глухой.

И Жизнь-и-в-Смерти начинает вершить кару над Старым Мореходом.

И двести душ из тел ушли —В предел добра иль зла?Со свистом, как моя стрела,Тяжелый воздух рассеклиНезримые крыла».

Часть четвертая

Брачный Гость пугается, думая, что говорит с Призраком.

«Пусти, Моряк! Страшна твоя

Иссохшая рука.Твой мрачен взор,[113] твой лик темнейПрибрежного песка.Боюсь твоих костлявых рук,Твоих горящих глаз!»

Но Старый Мореход, убедив его в своей телесной жизни, продолжает свою страшную исповедь.

«Не бойся, Брачный Гость, — увы!Я выжил в страшный час.Один, один, всегда один,Один и день и ночь!И бог не внял моим мольбам.Не захотел помочь!

Он презирает тварей, порожденных Спокойствием,

Две сотни жизней Смерть взяла,Оборвала их нить,А черви, слизни — все живут,И я обязан жить!

и сердится, что они живы, меж тем как столько людей погибло.