Поэзия и поэтика города: Wilno — — Vilnius

Может быть, поиск способов выражения собственного видения заставляет вглядываться в запечатленные художниками черты города (а Вильнюс писали и рисовали многие мастера). В стихотворении «Переулок Пилес (рис. Мечисловаса Булаки, сангина)» рисунок сороковых годов XX в. оживает, преображаясь в формы другого искусства — кино, в кадр фильма. Вместе с поэтом мы оказываемся зрителями, глядящими на ставшую экраном картину, сочетающую и воображаемое, и реальное, и мастерство литературной передачи визуальных впечатлений.

Еще пусто… Еще застыли прошлым эти балки стен.Но откроется окно… И пробьют часы с башни…И рисунок расширится, двинувшись, оживая,Кадром в фильме города раскинется перед нами.Пахнет хлебным теплом — остановятся крытые машины.Он задрожит шагами — все теми же и каждый день другими…

Сейчас придут сюда дворники, почтальоны, студенты,Маляры, испачканные мелом и солнцем, сейчас придут.В серой пыли рассыплется детский гомон,И белые облака присохнут к черепичным крышам…На мостовой усядутся художники с мольбертами,И хозяйки понесут наполненные овощами кошелки.В этот рисунок я много раз вхожу,

Ежедневно — по ветхим плитам — и одна и не одна…Ежедневно сквозь эту старую узкую аркуЗаново очищенным простором открывается день.…Dar tuscia… Dar sustinge praeitim tos muro sijos.Bet langas prasivers… Irboksto laikrodis ismus…Ir piesinys dides ir plesis, sujudes atgijes,

Kaip kadras miesto filme — nusidrieks pries mus(1961,168–169)

Рисунок художника совпал с собственным пространством, — домашним, будничным, но в то же время возвышенным. Рисунки Булаки очень точны, что усиливает иллюзию проникновения. В этом переулке находится дом, в котором жил Мицкевич — и здание, и двор принадлежат университету; художники (и студенты Института искусств, расположенного неподалеку) действительно облюбовали этот уголок по крайней мере еще с XIX века. Этот короткий переулок ведет к красивейшему уголку города. Поэтесса вносит свое видение реалий (на углу переулка находятся булочная и овощная лавочка), — и становится соавтором художника, но в другом, своем роде искусства. В этом случае поэтика обнажает свой «прием»: экфрасис, литературное описание, берет в качестве своего предмета произведение искусства, тем самым в какой-то мере реализуя мечту о синкретизме разных видов художественного творчества[370] и синкретизме историческом.

В другом стихотворении тоже прямо говорится о вхождении в пейзаж: «я вклеена в коллаж старого города» (186). Таких примеров немало, и они позволяют говорить о присутствии в творчестве Вайчюнайте мотива, распространенного в поэзии XX века: о «перемещении лирического повествователя в пространство пикториального текста» (по определению Романа Тименчика)[371].

В зрительных и в пластических впечатлениях поэтессы много импрессионистского. Подчеркивается мгновенное, преходящее, как в стихотворении «Двор с аркадами», которое начинается так: «Потом снова будет весна». Здесь все «только один раз» (175). А повторится уже иначе и совсем изменится, и

один этот вечер, один этот раз

потом поблекнет как чернильное пятно на покинутых столахкак ренессанс…И вновь повторятся иначесеверные, легким льдом подернутые арки…(175)

Незавершенность как свойство этих двориков, в которых чего-то недостает, обломившегося, перестроенного, может быть, не сохранившейся прежней стилистической гармонии, — эта незавершенность «передается» и тексту на уровне поэтики. Такие стихи создают впечатление эскиза[372].

Вайчюнайте ощущает и текущий миг, и «миг истории», подчеркивая возможность услышать голоса прошлого. Время подвластно искусству и искусством же преодолевается: «Умершие скульпторы, золотых дел мастера и каменщики / столетия приостанавливают на старинной площади — посередине бескрайнего купола северного света…» (177). Время почти материализовано: «угловатые крыши падают в течение времени» (176).