Поэзия. Судьба. Россия: Кн. 2. …Есть еще оке­ан

Недаром вошли как основав синодик гуманных торжестви проповедь графа Толстогои Жукова маршальский жезл, —

то у них, до того аплодировавших, высохшие старческие руки не поднялись для аплодисментов. Но большинство зала — женщины, люди моего возраста и молодежь хлопали чистосердечно и самозабвенно, и аплодисменты обтекали маленький угрюмый островок из нескольких доживающих свою жизнь на чужбине людей…

А после концерта, когда мы вышли на улицу, окруженные толпой, просившей автографы, задававшей вопросы, приглашавшей в гости, ко мне вдруг протиснулся один из "обитателей островка" и просто сказал: "Спасибо за стихи о калужской земле, я Ваш земляк, из-под Перемышля…" Мы отошли в сторону, и началась короткая, но страстная исповедь о жизни: служба в армии перед войной, война, плен, лагеря, послевоенная Германия, Австралия… Два двоюродных брата до сих пор живут на калужской земле: один в самой Калуге, другой — в Перемышле… Что-то давно не пишут. Если будет возможность — разыщите, скажите, что жив-здоров… Почему сам до сих пор не навестил Родину? Да вот по разным причинам… А впрочем, в течение двух последних дней, пока мы перелетали по Австралии из города в город, я написал под впечатлением от этой встречи стихотворение, в котором все, пожалуй, сказано точнее и полнее:

Я говорю ему: "Решисьи навести свою отчизну.На ней шумит живая жизнь,

О прошлом хватит править тризну".Он отвечает: "Ваша властьизгнаннику не будет рада".Я говорю: "Слова не трать,земля ни в чем не виновата!"В ответ: "Мой брат бывал в плену,бежал и вновь прошел войну,вернулся — и ему награда:в вагоны — и на Колыму.

Мне больно за родного брата".Я снова говорю ему:"Сибирь ни в чем не виновата!"Я говорю: "Ты мой земляк,ты помнишь синь Оки и Жиздры"Он говорит: "В родных поляхживет лишь эхо прошлой жизни!Но эта жизнь давно прошла.Я видел слишком много зла…"

Я говорю: "Тернистый путьлежит за вашими плечами.Я мог бы в чем-то упрекнутьи вас, но умножать печалинам незачем: и гнев и гной —все превратилось в перегной!Пора пахать другое поле.Довольно ржавый меч точить.Душа Руси кровоточить

устала — мы достойны долииной!.."В ответ: "Ну коли так,коль понял жизнь мою, земляк,Стряхнем обиды и печали.Ты передай поклон Оке,земле, которую во снея вижу южными ночами!"

Когда я прочитал эти стихи через три дня в Сиднее в переполненном зале на пятьсот человек — то впервые почувствовал, что такое настоящий успех. Люди встали и рукоплескали несколько минут, потом, как сказали мне, от переживаний одной женщине стало плохо, вызвали врача… А в перерыве я был окружен толпой поклонников и поклонниц, какой никогда у меня не было и не будет на родине. Одна женщина со слезами на глазах сказала: "Если бы такие стихи можно было у вас опубликовать лет десять — пятнадцать назад, я без колебаний вернулась бы на родину. А сейчас уже поздно. Слишком стара стала…"

Из исповеди худого крупного человека, который в свои шестьдесят лет не утратил мускулистой ширококостной стати, знающей, что такое тяжкий физический труд: