Поэзия. Судьба. Россия: Кн. 2. …Есть еще оке­ан

Спали, как мертвые… Друг однажды заснул с сигаретой в зубах и прижег нижнюю губу… Небосвод… Какое звездное небо полыхало над нами!.. Дуб пушкинский, дуб лермонтовский… Темный дуб… А какое звездное небо сверкало по ночам, поворачиваясь вокруг Полярной звезды! Как там Кант сказал? Есть два чуда — совесть во мне и звездное небо надо мной…

— Совесть потеряли! — раздался голос голубоглазого, словно бы он прочитал мои мысли… — Не по-лермонтовски живете, не по-есенински!

На самолет я действительно чуть не опоздал. Расставались мы в Минском аэропорту. Я сказал его жене:

— Интересный человек ваш муж. Она покраснела. Застеснялась:

— Ну что вы, мне так неудобно было!

* * *

Сейчас Игорь, как и все мы, доживает жизнь. Тихо, осторожно, незаметно. Славы уже не будет. Успеха уже не нужно. Деньги есть. Славу заменили премии, время от времени втихаря выдаваемые в долларах демократическими фондами, выросшими как опухоли на развалинах жизни. Детдомовская бедность и молодое высокое честолюбие давно в прошлом. Словом, он добился того, чего хотел. "Тот, кто в детстве настрадался — в старости свое возьмет".

Все было так. Шумел зеленый дуб.Вставало солнце над прибрежным лугом.В густой тени дремал мой юный друг,

тот человек, что был мне лучшим другом.Он почернел и вымотался весьот ранних зорь, от золотого плена,от страсти жить, от жажды пить и естьтак изнемог, что навзничь рухнул в сено.А шум листвы и птичья щебетнятвердили нам, что наступило лето…В его губах дымилась сигарета,он спал как мертвый… Капелька огнядостигла рта.

Он вскрикнул.В два прыжкаслетел с обрыва и, как зверь, губамиприпал к струе, и чистая водаслизнула боль и остудила пламя.Вся наша жизнь шумела в лад с рекой,совсем иными были наши лица…Добычей, смехом, родиной, тоской —мы всем готовы были поделиться.Он был здоров и молод.

Потому глядел на мир так весело и юно…Вот почему, вперяя взгляд во тьму,я думаю печально и угрюмо:неужто честь, отвага и душавсего лишь результат избытка силы.Но только плоть достигнет рубежа,когда земные радости немилы,как проступают в лицевых костяхотчаянья и замкнутости знаки.Не дай мне Бог!

На старых тополях,справляя свадьбы, раскричались птахи.Опять весна. До самой синей тьмынад гнездами хлопочет птичья стая,и я внимаю шелесту листвы,как по страницам жизнь свою листая.(1975)

"КОММУНИСТЫ, НАЗАД!"

Обаятельный Шурик-лгун. Наша эпистолярная дуэль. Увлечение и охлаждение. Неизбежность разрыва. Ночь у Татьяны Глушковой. Тайны еврейского менталитета

В конце шестидесятых годов в Доме литераторов постоянно пьянствовала шумная парочка: маленький — полтора метра с кепкой — детский писатель Юрий Коринец, человек с бугристым смуглым лицом, ежиком волос и стоящими торчком усиками, и громадный, расхристанный, похожий на бабелевского биндюжника, старый лагерник Юрий Домбровский… Терять им было нечего, замечательный писатель Домбровский отсидел семнадцать лет, Коринец вырос в казахстанской ссылке, — и махнувшие рукой на всякие условности советской литературной жизни друзья постоянно напивались и вели себя как душе было угодно…