Поглощенные сумраком

Хабб стоит в коридоре за дверью. Она смотрит на меня с какой-то особенной напряженностью, потом обменивается взглядом с сержантом Денье. Между ними что-то происходит. Я нервно сглатываю слюну. Они явно что-то затевают.

– Я провожу вас в мотель, – предлагает Хабб.

– Нет. Спасибо… мне нужно побыть одной.

Я поспешно выхожу из комнаты и иду по коридору к выходу на улицу. Слова жуткого стихотворения преследуют меня, как зловонное дыхание смерти.

Двое лгунишек ударились в бега,Одному – пуля, другому жизнь дорога.

Последний лгунишка решил, что победил,Ведь в конце остался только он один.Но может быть… не должен остаться ни один.

Сейчас

Дебора

8 ноября, воскресенье

Глубоко запустив руки в карманы, я иду по продуваемой всеми ветрами улице захолустного городка.

Если сегодня утром я испытывала необыкновенную бодрость и мое сердце было наполнено восторгом чистого бытия, обладания пищей, кровом, здоровьем и знанием того, что моему будущему ребенку ничто не угрожает, то теперь мне страшно. Я напугана до мозга костей.

Мои мысли обращаются к Эвану.

Его вернули с боевого задания еще до окончания миссии. Сегодня вечером он прилетит в Клуэйн-Бэй.

Я прохожу мимо маленькой пекарни. Скрипучая вывеска качается на ветру. Я прохожу мимо бензоколонки с кофейней на несколько человек. Если бы мне нужно было представить типичный городок на Аляске, то я бы нарисовала в воображении это место, но с американскими логотипами и вывесками. Я вижу пожарную станцию. Двери гаража раскрыты, и двое мужчин моют пожарную машину. Вода стекает по мостовой и замерзает тонкой пленкой.

Я захожу за угол. Здесь задувает особенно сильный ветер с озера. Я засовываю руки поглубже в карманы, но открываю лицо навстречу ветру в надежде, что он каким-то образом сотрет жуткое прошлое и унесет его прочь. Наверное, я не смогу его стереть. Наверное, мое прошлое всегда будет преследовать меня. Возможно, Эван испытает разочарование и даже отвращение… но я смогу это пережить. Пережить и начать с чистого листа. Насколько я поняла, они не знают о моем тюремном прошлом, о другом приговоре. Конечно, сержант Денье не обошелся бы без упоминания об этом? Особенно с учетом того, что полиция знает о Катарине. О заявлении об изнасиловании. Об убийстве моего брата.

Мое прошение о помиловании было удовлетворено три месяца назад. Это означает, что мое криминальное прошлое отныне находится под замком, и если только меня не арестуют и не обвинят в новом преступлении с очередной необходимостью делать отпечатки пальцев, то мое уголовное прошлое исчезнет из Канадской службы уголовной идентификации по базам данных. Я изучила этот вопрос. Я знаю это. Я так долго работала ради того, чтобы наладить свою жизнь…

Я вижу это, когда поворачиваю за следующий угол. Вывеску с красным крестом. Это медпункт с небольшим больничным отделением, где меня привели в порядок после того, как та женщина из SAR помогла мне эвакуироваться с утеса. Я останавливаюсь и смотрю. Это дощатый дом, примерно такой же, как полицейское отделение Клуэйн-Бэй, только побольше. Здесь есть лестница и деревянный пандус, ведущий к двойной стеклянной двери. Я вижу окна больничной палаты, где недавно лежала сама.

Словно притянутая невидимым шнуром, я переставляю ноги и вдруг оказываюсь перед лестницей.

«Ее привезли вчера. Позвонил охотник и сказал, что обнаружил ее в маленькой сторожке, которой он пользуется время от времени. Недалеко от подножия тех порогов, перед которыми, по вашим словам, она упала в реку. Ей удалось выбраться из воды и доползти до сторожки… Ее состояние стабилизировалось, и она ожидает транспортировки в большую городскую клинику. Мы надеемся, что она выживет».

Я поднимаюсь по лестнице и открываю дверь. По сути дела, это сельская больница. Внутри я вижу приемное отделение за стеклянным экраном. Зону ожидания. Коридор, ведущий к палатам, где стоят кровати.

Женщина в приемной занята разговором со сгорбленным стариком; похоже, он почти глухой и доставляет ей трудности. Два человека сидят на стульях в зоне ожидания; один с закрытыми глазами, другой поглощен чтением журнала.

Я иду по коридору. Мои ботинки поскрипывают на гладком линолеуме, пропитанном больничным запахом.

Подхожу к первой палате и заглядываю внутрь. Четыре кровати. Ее здесь нет.

Прохожу мимо поста дежурной медсестры; впрочем, это обычный канцелярский стол. Медсестра печатает на компьютере и едва поднимает голову при виде меня. Я продолжаю идти как ни в чем не бывало. Как будто мне нечего скрывать.

Я заглядываю в другую палату. Там две кровати: одна пустая, другая отгорожена ширмой с закрытой занавеской. Я слышу тихое уханье и попискивание медицинских автоматов.

Отодвигаю край занавески и заглядываю внутрь. У меня сжимается сердце.

Стелла.