Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

Свою преданность Литве князья демонстрировали и в следующих войнах с Москвой. Особенно часто подвергалась испытанию лояльность Мстиславского князя, чей удел после 1500 г. оказался у самой границы. Московские полки подходили к Мстиславлю и в 1501-м, и в 1507–1508 гг., и в 1514-м. Последний случай особенно примечателен.

Летописи сообщают, что после взятия Смоленска Василием III великий князь послал 7 августа 1514 г. своих воевод к Мстиславлю «на князя на Михаила на Мстиславского». И вот кн. Михаил, услышав об их приближении, воевод встретил «и бил им челом, чтобы государь князь великий пожаловал, взял его к себе в службу и с вотчиною, да и крест воеводам на том целовал с всеми своими людми»[641]

. «Слугой» Василия III кн. Мстиславский был, однако, очень недолго: стоило московским воеводам потерпеть тяжелое поражение в Оршинской битве, как он тут же «отступи» обратно к королю[642]. Сам кн. Михаил раскрывает мотивы своего поведения в челобитье королю Сигизмунду (декабрь 1514 г.): прежде всего он указывал на многократный перевес неприятеля, но кроме того, сделал очень ценное признание — «видячи, иж тому… неприятелю не может ся оборонити, а ни отседети, а наболей, иж бояре его и люди мстиславскии ему к обороне помочни быти не хотели…», он и сдал замок московским воеводам, а услышав приближение литовского войска, сразу же послал служебника к королю «объявляючи верность свою»[643]

. С таким мотивом перехода нам еще встречаться не приходилось: в «украинных» городках и речи не было о каком-то самостоятельном от князя поведении горожан, здесь же совершенно иная картина — налицо зависимость Мстиславского князя от собственных подданных. О позиции горожан в русско-литовских войнах речь пойдет во второй части, здесь же отметим, что временный переход князя Мстиславского был безусловно вынужденным шагом. Характерно, что господарь принял его объяснения и решил, что, поскольку он, король, помощи своим подданным оказать не успел, а сам кн. Михаил не мог обороняться, то «мусил то он от неволи вчинити» — поэтому «мы (король. — М. К.) за то на него жадное мерзячьки не маем»[644]

.

Итак, на основе наблюдений, сделанных в предыдущей и этой главах, можно прийти к выводу, что большинство князей (и служилую мелкоту, и еще остающихся удельных) вполне устраивало их положение в Великом княжестве. Поэтому они не стремились к обособлению, созданию собственных «партий» и т. п., а в 1508 г. не поддержали мятежников, демонстрируя и в событиях того года, и в последующих войнах с Москвой полную лояльность литовскому правительству.

Наши наблюдения над судьбами князей в связи с отношениями Литвы и Русского государства можно суммировать следующим образом.

В позиции православных («русских») князей по отношению к противоборствующим сторонам четко выделяются два периода, соответствующие двум этапам в истории русско-литовских отношений. На первом этапе, до 1500 г., «украинные» князья, стоявшие в той или иной степени вне политической системы, вне внутриполитических отношений Великого княжества, постепенно переходят на московскую службу, причем время и активность этого перехода зависели, как показано в работе, от статуса князей. Активными союзниками московского правительства становились только новосильские князья, стремившиеся сохранить свою «удельность» и самостоятельность, а также вотчины, которые литовский господарь не мог оборонить. Религиозные мотивы при этом, как нам представляется, не играли существенной роли. Более мелкие княжата, вроде Мезецких, Вяземских, Мосальских, оказывались лишь жертвами наступательной политики Москвы и ее вассалов. Пользуясь поддержкой одних князей (радевших, конечно, не о московских, а о собственных «удельных» интересах), пассивностью и слабостью других, московское правительство до 1494 г. сумело присоединить значительные территории на западных рубежах, почти не затрачивая собственных военных усилий. Но уже в 1500 г. эти усилия ощутимо нарастают: одни северские князья без массированной поддержки (давления) и прикрытия московских войск едва ли рискнули бы «отъехать» к Ивану III и уж тем более не смогли бы удержать своих громадных вотчин.

На втором этапе, после 1500 г., ситуация кардинально меняется. Немногие оставшиеся удельные князья, связанные, во-первых, с ядром Литовского государства, зависящие, во-вторых, и от господаря, и от собственных подданных (городских общин), демонстрировали полную лояльность виленскому правительству. Остальная же масса княжат, занимая в описываемое время не первостепенное, но вполне прочное место в социально-политической системе Великого княжества, была довольна своим положением и опять-таки достаточно крепко привязана к Литовскому государству. Растворяясь в среде формирующегося шляхетского сословия, мелкие княжата получали взамен воспоминаний о принадлежавших некогда их предкам княжеских правах вполне реальные дворянские права и привилегии (имущественные, социальные, политические). Этим и объяснялась проявленная ими в войнах с Москвой в первой четверти XVI в. лояльность.