Гарик стоял на высоком берегу. Мрачные волны Волги накатывали на берег. Тяжелые тучи без единого просвета. Днем темно, как в сумерках. Три дня он поил местных под предлогом дом здесь купить. Сошелся с откинувшимся недавно крадуном. Теперь, сунув синие от наколок руки в карманы, тот стоял чуть сзади.
— Хопарь, по-братски, не забудь маякнуть чё да как. С меня грев.
— Я слово сказал, — закашлялся мужчина лет шестидесяти, — значит, будет. Ты свое не забудь. Пятьдесят рублей здесь деньги.
— Перевод получать будешь каждый месяц.
Гарик уже нашел такого же ханыгу в Ярославле, который за пятерку готов ходить на почту и светить свой паспорт. Зато почувствовали себя нужными и важными. Только бы на ментовского агента не нарваться.
Хлопнув по плечу Хопаря, Гарик уселся в вишневую шестерку. Под звуки известной композиции «Европы» машина вырулила на грунтовку. Он казался себе деловым и загадочным. Кого попало, в такие игры не берут. Он теперь не просто таксист, раз смог так устроиться.
Утром бегать я пошла вместе с Риком. Кроссовки у меня промокают, поэтому на теплые носки надела пакеты целлофановые. Пес с интересом рассматривал снег. Трогал лапами, кусал и подкидывал. Снег таял, мешаясь грязью, и пес вывалялся так, что пришлось мыть всего.
После завтрака собралась на учебу. Рик стоит в коридоре.
— Дождись. Вчера был хороший собак, дотерпел. Постараюсь сегодня пораньше.
Вынырнула за дверь, заперла и выскочила на улицу. Когда вышла на дорогу, за спиной раздался непонятный звук. Он нарастал от тонкого и высокого к пронзительно низкому. До костей пробирая и безнадегой. У магазина оглянулся мужик, что-то тайком покупающий у бабки.
И тут до меня дошло, что это вой. «Песнь тоски», — пронеслось в голове. И этот вой повторился еще громче. Я повернулась и бросилась домой. «Если так на улице слышно, представляю, что у соседей творится», — чей это вой, я не сомневалась.
Рик сидел посреди коридора.
— И что мне с тобой делать?
Темный бок ткнулся мне в бедро.
— Как я тебя с собой возьму? Сейчас народу в автобусе не протолкнешься. Да и поведу как? Ты же у нас аристократ. Никаких ошейников не признаешь. Или можно?
Пес вздохнул и улегся у ног.
— Я сейчас приду, только не вой больше.
Но Рик одну меня не отпустил. Что-то решилось в собачьей голове. В ЖКО звонить пришли вместе. Хорошо, что согласился подождать на улице. Лев Михайлович хмыкнул, но ничего не возражал. Теперь надо дождаться десяти часов, когда откроется «Горизонт» и «Промтовары». Будем искать сбрую.
Из «Горизонта» послали в магазин «Охотник». Это ехать надо. Но народу уже не так много. Стоим на задней площадке.
В «Охотнике» подобрали черный кожаный ошейник с блестящими клепками, поводок попроще и, на всякий случай, намордник. От него Рик отвернулся, так что взяла без примерки. По совету продавца, мол, все равно заставят надеть в людных местах.
В училище вахтерша собаке даже обрадовалась: «Вместе за порядком смотреть будем». И пес не возражал. После учебы вместе поехали к маме. Я его веду осторожно, не дергаю.
Мама в дом пускать его не хочет. Ребенок маленький, бактерии всякие и блохи. Но потом соглашается на коридор. Доцент тоже не в восторге, но виду не кажет. И даже предложил покормить. Наложили в миску лапши с тушенкой и поставили перед Риком. Тот не спеша съел, а потом подошел к Михаилу Владимировичу и ткнул головой в колено.
— Ишь, какой воспитанный, — удивился тот.
— Да уж. Так что, теперь он со мной, — развожу руками.
— Если от деда Егора, то пусть будет, — сдается мама, — только к Глебу не пускай. Животное все-таки.
Возвращаемся поздно. Сорок первого не было, поехали на четверке. С остановки идти нужно дворами. Можно и вдоль дороги, но сильно дольше. Собак приосанился перед проходом, подобрался. Не успела я его спросить, чего учуял, как из темноты шагнули тени. Пять или шесть. И еще столько же сидело на кортах вдоль стены.
«Таджики!» — пронеслось вихрем. А уже почти дошла. Горную молодежь по каким-то политическим соображениям определили в ПТУ при нашем судостроительном заводе. Должны были получиться мотористы, сварщики, слесаря. Надежды не оправдались. Учиться не могли. Заросшие волосами, они ходили толпой человек в двадцать-тридцать по Дядькову, задирали местных. А уж в общаге от них волком выли. Правильно Полина говорит, к каждой такой акции надо солдат с автоматами. Тогда мир, покой и дружба. А так никакая милиция не справляется.
Дорогу заступили. Тени перекинулись режущими слух фразами и загоготали. Рука из темноты потянулась к сумке. Лопухнулась, расслабилась. Учат тебя, учат, а все, как игрушки, воспринимаешь. Вот урок, получай. В сумке ничего такого не было. Немного еды нам с Риком. Деньги я ношу во внутреннем кармане. И их будут искать. Успела увидеть белки глаз. «Как у негров» — мелькнула мысль, — «ничего не видно кроме глаз и зубов».
В этот момент Рик прыгнул. Без рычания и даже без толчка. Его тоже в темноте не видно. За треском куртки последовал шлепок тела о землю и крик, перешедший в скулеж.