Поиск источника: настойчивость на пути художника

Стиль работы этой популярной писательницы сложился под влиянием сногсшибательных успехов, которых она добилась. Но теперь он начал ее утомлять. Ей предлагают контракты на еще не написанные книги и каждую ждут с нетерпением. Она не может не писать, и не только потому, что служит людям, но и потому, что служит своей Музе. «Я должна писать, – говорит она. – Когда не пишу, мне плохо. Когда мне хорошо пишется, все встает на свои места. Я как собака, которая крутится на месте, стараясь улечься поудобнее. Я тоже кручусь-верчусь, пока не втянусь в рабочую рутину. А как только втянусь, мне сразу становится хорошо».

Раз в год она выпускает толстый роман. Чаще всего ее книга немедленно занимает первую позицию в списке бестселлеров The New York Times. Писательница работает дома. На ее время и внимание посягают многие. Чтобы иметь время и силы писать, ей приходится отражать одну атаку за другой. Она выставляет мир за дверь и живет своей работой.

«Сейчас я начала писать новую книгу. Отношения у нас с ней пока довольно официальные. Я каждое утро встаю и аккуратно одеваюсь. Так я выказываю книге свое уважение. Потом, когда мы познакомимся получше, я буду выпрыгивать из постели за стол прямо в пижаме, но пока так нельзя».

Писательница нагибается над перилами и рассматривает проплывающую мимо вереницу утят. Порхающая рядом бабочка садится мне на руку. «Ах, посмотри!» – с придыханием говорит моя спутница. Ей явно нравится все, что дарит природа. Шесть дней в неделю писательница ходит в спортзал. Там она в одиночестве занимается целый час, заставляя свое тело выполнять одно тяжелое упражнение за другим. В результате она легка и стремительна – в точности как ее проза. «Я поняла, что мне нужны эндорфины», – объясняет она. Но не добавляет, что пишет о вещах мрачных и потому нуждается в эндорфинах больше, чем кто бы то ни было. Чтобы сохранять положительный настрой, ей приходится бережно о себе заботиться. Она обнаружила, что лучше всего это получается, когда все свои сильные эмоции она выплескивает на бумагу.

«Когда не пишу, то создаю хаос, – смущенно усмехается она. – Я устраиваю кучу шума, только чтобы отвлечься от мысли о том, что не работаю. Могу продать или купить целый дом. Я выдираю сама себя с насиженного места – и все только потому, что недостаточно хорошо поработала».

В наш век дорога к святости неизбежно проходит сквозь мир действия.

Даг Хаммаршёльд

Вдруг поверхность воды взрывается, и из-под нее вылетает темная птица с мелкой рыбешкой в клюве. Утята бросаются врассыпную. «Ух ты! – восклицает писательница. – Вот так обычно и бывает, да? Вдруг, внезапно, ниоткуда…» – она умолкает и смеется. Она поняла, что начала писать вслух.

«По-моему, очень важно правильно выбрать место, – вдруг замечает она. – Иногда книга требует, чтобы ее писали в каком-то определенном месте, и никакое другое ее не устроит. Взять хотя бы мою прошлую неделю. Работа шла хорошо, и я засела писать в гостиничном номере. Мне было неважно, что там мебель исцарапанная и все такое прочее».

А на этой неделе она жила в своей шикарной нью-йоркской квартире и вновь обнаружила, что ходит кругами, словно собака, укладывающаяся спать. «Я хочу привыкнуть к этому месту, – твердо сказала она. – Хочу научиться быть здесь как дома. Мне надоело все время приезжать в Нью-Йорк, доводить себя до исступления, а потом бежать прочь. На сей раз я намерена жить в своем ритме».

«Свой ритм» – это когда есть время для прогулок в парке и для занятий в спортзале. Придется постоянно отказываться от приглашений на великосветские рауты и от сплетен за бокалом мартини. Придется отключить телефон и приглушить звук. Писательница все это понимает. Она к этому готова.

«Я не экстраверт и не могу слишком много общаться с людьми. Чтобы писать, мне нужно остаться в одиночестве – один на один с персонажем. Последнее время я говорю себе: может, вместо того чтобы думать, будто я пишу в отрыве от всех, лучше считать, что я провожу время со своим персонажем? Героиня мне нравится. Иногда мне хочется, чтобы она была настоящей и с ней можно было прогуляться».

Для многочисленных поклонников этой писательницы ее героиня и впрямь живой человек. Поклонники пишут ей письма, просят совета и помощи, как у профессионала. Иногда на автограф-сессиях у кого-то дрожат губы, а в глазах стоят слезы – героиня выписана так натурально, что кажется живым человеком. С таких мероприятий писательница уходит абсолютно опустошенной.

«Нет, я твердо намерена сделать все как надо, – говорит она. – Придется найти способ сопереживать себе и всем моим страхам».

Стороннему наблюдателю может показаться, будто писательница вездесуща – она летает туда и сюда, бывает тут и там, без устали ищет новое место для написания следующей книги, место, где ее внутренний писатель согласится остаться на какое-то время.

«Знаешь, Нью-Йорк – не такое уж плохое место. Только надо побольше гулять в парке», – говорю я ей.